Вслед за Бурей

Второй служака не стал себя упрашивать и, ловко просочившись сквозь живой затор, стремглав утопотал по коридору. Буквально миг спустя церковник смог нащупать слабину в защите егеря, и, испустив победное «Ага!», прорвался-таки внутрь.

— Где он? Устроили темницу. Не видно же ни зги, — силился разглядеть внутренности камер церковник.

Видно, года уже притупили зрение Брата, да и зашел он из светлого коридора во мрак, так что минута-другая истратилась только на привыкание глаз к темноте. Грузный обладатель серого балахона, присматриваясь, бродил вдоль решеток. Причем, зажатая в руке свеча церковнику только мешала, слепя осторожного Брата, не решавшегося просунуть источник света сквозь прутья и болтавшего им у лица. Безуспешные поиски пленника сопровождались ругательствами, обещаниями всяческих кар виноватым и просто невнятным бормотанием. Охранник тенью следовал за гостем, притворно щуря глаз и сетуя на то, что где сидит Бездушный знать не может.

— Мой пост снаружи, Брате, — сокрушался стражник. — Не ведаю, где заперт. Чуток погодьте, воротится Гашек. Он точно знает, сам же запирал.

Но служитель Церкви «годить» не собирался. Он только отмахнулся от охранника, а сам попробовал пойти другим путем и напрямую обратился к пленнику:

— Эй, Проклятый, ты где? Отзовись! У меня к тебе есть вопросы.

Само собой Мудрейший не откликнулся. Яр, замерев, лежал во тьме своей коморки и благоразумно молчал. Церковник подождал ответа, не дождался, склонил Зарбага, плюнул под ноги и лишь потом внезапно догадался вернуть свечу на стол. Спустя минуту радостное «Вижу!» совпало с грянувшим по коридору топотом. О чем хотел Брат пообщаться с Проклятым и как он думал получить ответы сквозь решетку, так и осталось тайной. Вбежавшие солдаты вежливо подвинули церковника чуть в сторону и выстроились между ним и камерой. Майор, вошедший в комнату последним, расстроенно вздохнул:

— Брат Рикард, каюсь. Виноват. Не сообщил вам новость. Я собирался, но… одно, другое, третье…

— Бернард, что происходит? — не стал дослушивать речь егеря церковник. — Какого лешего мне не дают пробраться к пленнику? Я должен допросить… да и вообще, пора бы отправлять за инквизицией.

— Пора, да не пора, — поднял руку Майор. — Гонца я уже выслал, но не к вашим. Не злитесь, Брат, но у меня приказ сдать пленника гвардейцам. Пришел еще тогда, когда мы получили из Селины весть про их отряд. И между прочим, от самого наместника Ализии — тут не поспоришь. Причем, отдельным пунктом шло: «допросов не чинить». Вы думаете, я бы не хотел его поспрашивать?

— Вот так дела… — с досадой протянул церковник. — Какой-то важный гусь, видать, попался. Сказал бы сразу, что к чему, так я бы и не лез.

— Так вот же ж. Не успел, — развел военный руки в примирении. — Моя вина. Обиды не держите.

— Какие тут обиды, — отмахнулся Брат. — Я ж с пониманием. Коль надо, значит надо.

Служитель Церкви разочарованно вздохнул и двинулся к выходу. На миг задержавшись в дверях, он обернулся и бросил пару слов, расстроивших Мудрейшего, который, слушая весь этот разговор, уже воспрянул духом.

— Пусть уж там с ним поласковее. Все одно, рано или поздно, Проклятый к нам попадет. Хотелось бы, чтоб с языком и при разуме.

— Ха! Передам, — улыбнулся Бернард. — Только, что им слова какого-то майора с границы.

Церковник ничего не ответил. Тяжелой поступью Брат двинулся по коридору прочь, злорадно ухмыляясь. Солдаты со своим командиром также не стали задерживаться. Спустя всего минуту Яр снова разделял полумрак застенка в прежней компании молчаливого стражника. Все разошлись, оставив Вечного раздумывать о будущем. Оно казалось пленнику зловещим и безрадостным, но главное: оно хотя бы было. Казнь временно откладывалась, и это знание вселяло в Яра толику надежды.

* * *

Четвертое утро в застенке началось для Яра с сюрпризов и бурно. Во-первых, Мудрейший благополучно проспал смену стражников. Конечно, он слышал, как дверь распахнулась, и слышал шаги, и слова, которыми перекинулись егеря. Просто переворачиваться на другой бок, чтобы рассмотреть своего нового сторожа, не счел нужным. Когда же, привлеченный бренчаньем тарелок, пропихиваемых под решетку через щель вдоль пола, Яр резко повернулся на скамье и встретился глазами с давешним парнишкой, брови Мудрейшего поднялись в удивлении.

Солдат, недавно обозвавший пленника тщедушным, сам габаритами, и верно, не блистал. Нормально скроен, но довольно худ, а ростом ниже Вечного на голову. На вид лет двадцать, гладко выбрит, без усов, а сверху шевелюра в цвет соломы, прихваченная надо лбом шнурком. На молодом лице и так сгустились тучи, а тут еще и Яр невольно улыбнулся, узнавая парня. Мальчишка вспыхнул:

— Че ты лыбу давишь?! Жри давай, Бездушный!

— Не горячись солдат, — спокойным голосом проговорил Мудрейший. — Я просто рад знакомому лицу.

— А я не рад, — довольно грубо продолжал беседу Люк. — По твоей милости я вдоволь нанюхался конского дерьма.