Вздрогнул студент, но взгляд не отвел. Руку к зонту протягивает.
– Погоди, – говорит мастер, – сперва наказ послушай. Как дождь пойдет, порежь рукоятью ладонь, так, чтоб кровь твоя на мостовую капала, потом спрячься под зонтом и головы не подымай. Смотри только себе под ноги. Они тебя к твоей Бержке сами вынесут. Как найдешь ее – зови к себе. Потом вместе по следам крови твоей обратно выберетесь. Только зонт не опускай и вокруг не смотри. От этого жизнь твоя зависит.
– Да как же я Бержку увижу? Если все время под ноги смотреть? – удивляется студент. – И кровь мою дождь смоет.
– Девушку найдешь по башмачкам, в каких ее схоронили, а кровь живую в загробном мире, как ни старайся, ничем не смоешь. Оттого и грехи наши все на виду. Ну, ступай.
Сделал парень все, как мастер велел. Едва тучи дождевые над Пороховой башней кольцом завились, порезал себе ладонь и с первыми каплями нырнул под зонт. Вот идет по мостовой и в самом деле тягу особую в ногах ощущает. А самого любопытство берет. Что там, в загробном мире творится? Ткань у зонта плотная. Ничего не видать. Только слышно, как вокруг кто-то ходит. И будто бы голоса даже, и звуки всякие. Может, обманул мастер? Ничего не сделал. И сейчас потешается над бедным влюбленным вся Прага. Уже совсем собрался студент зонт приподнять, как вдруг видит чьи-то ноги прямо перед ним. На ногах венские туфли с золотыми пряжками. И голос такой любезный, мягкий:
– Здравствуй, добрый путник, покажи мне свое лицо.
Студент молчит, не отвечает, а голос не унимается
– Что ж ты спрятался, мой друг. Давно я тебя жду. Взгляни же на меня!
Парень опять ни звука, а сам тихонько про себя молитву святому Дионисию возносит. И едва латынь в голове отзвучала, ноги в туфлях обратились куриными лапами, а благозвучный голос хриплым граем. Не стал юноша больше слушать, обошел крикуна и дальше зашагал.
Идет он, а рука совсем онемела, и зонт из нее едва не выпадает. Вдруг опять ноги перед ним. В тяжелых, грубых башмаках, и голос обуви под стать: злой, сиплый, точно такой у городового Сбышека был, того, что в прошлом году от тифа помер.
– А ну покажи лицо! Покажи, кому говорят! Покажи, а то хуже будет!
Студент под зонтом ни жив ни мертв – он Сбышека и живого-то боялся – только молитву святому Виту тихонько шепчет. Помог ему святой, обратились башмаки страшными копытами, а голос звериным ревом. Потоптались-потоптались ноги-оборотни, да и утопали куда-то. Студент дальше идет, а сам в голове образ Бержкиных туфелек держит. Розовые они у нее были, с перламутровыми застежками.
Совсем худо студенту стало: рука обескровленная болит, спина затекла. А вокруг шаги, шорохи, стоны. Кажется ему, что он в толпе идет. Да только ничего не видать. И вдруг обступили его со всех сторон башмаки, туфли, сапоги всех мастей. Голоса знакомые и незнакомые отовсюду звучат. «Покажи лицо!», «Не упрямься!», «Ты уж наш!», «Так только лучше!»
Студент из последних сил вперед идет и молитву святой Варваре во весь голос кричит. Расступились ноги, и видит юноша впереди знакомые башмачки: розовые, с перламутровыми застежками. Стремится студент к возлюбленной. Не бежит – летит.
– Бержка, любимая!
А та в ответ.
– Ты ли это, милый мой? Неужто за мной и сюда пришел? Где ты? Покажись скорей, дай обнять тебя.
Студент наказ мастера позабыл. Поднял зонт, бросился к Бержке. Обнял. И лицо свое мертвому миру открыл. Тотчас свершился страшный рок. Вернулись влюбленные в мир живых, да только в камень обратились.
Их и сейчас можно видеть стоящими над Влтавой. Говорят, когда в Праге идет дождь, можно услышать, как двое каменных людей под зонтом шепчут друг другу слова любви.
Кровь студента из подземного мира в наш цветами проросла. И если видит горожанин на пражских камнях красный глазок мака – непременно перекрестится.
А что же мастер? Он по-прежнему делает зонты. Не верите? Пойдите и убедитесь. От Малостранской вверх и направо, а дальше, как сердце подскажет.
Александр И. Строев
99 Москва
Как разделать Вальдшнепа
Время не определено, но век, вероятно, XIX… Не понимаю, кто я и как меня зовут… Огюст Луи Мари Николя или Луи Жан… Я поливаю что-то из шланга, потом сам оказываюсь мокрый, облитый с головы до ног каким-то подонком… Я не могу увидеть кто он… Изображение дрожит, и дальше – чёрные пятна и царапины… Цифры какие-то… Крупно с человеческий рост…
– Я считаю до трёх, и на счёт «три» Вы просыпаетесь!
…Я проснулся от того, что в комнате запахло задутыми свечами. Потом зазвонил телефон. Стараясь продрать глаза, я долго шнырял по квартире в надежде определить по звуку, где накануне я распрощался с трубкой. Свечей нигде не было.