«А что ты собственно о нем узнала? — время от времени подавала голос моя коварная интуиция, — Только то, что он посчитал нужным тебе рассказать. А что он рассказал о себе? А практически ничего…»
— Ни-че-го, — шёпотом проговорила я по слогам. И мысленно заметила:
«Тогда как сам знал обо мне все. Или почти всё… Ладно. Оставим это до поры до времени», — в которое уже утро подряд пообещала я себе, не готовая признать того, что практически ничего не знаю о человеке, с которым провела… Нет, даже не ночь… Скажем так: интимный вечер.
С Михаилом мне так и не удалось внятно поговорить по этому поводу. Все эти дни нам удавалось встречаться лишь урывками, и я заметила, что он избегал обсуждения этой темы, будто она была не так уж и важна для него… Всю неделю напролет он был занят чем-то, полностью занимавшим все его внимание. Бывало, даже пропускал занятия, что совсем не вязалось с его ответственным подходом к учебе. Как бы то ни было, когда я вчера перехватила его в холле Универа, он только и сказал:
«Давай обсудим это на следующей неделе. На этой я очень занят, прости. Кручусь как белка в колесе. Зато, Кэтти, у тебя есть время смириться с тем, что Орлов нам не друг. Воспользуйся этим временем с толком, ладно? Обдумай всё.»
С дедушкой я так и не обсудила того, что узнала о маме. В наших ежевечерних созвонах я об этом молчала, очень опасаясь, что, прознав об «утечке данных», он запрет меня дома. Он никогда не говорил со мной о том случае в операционной: ни словом, ни намеком, ни даже полунамеком. Возможно, не хотел ворошить прошлого… Или опасался выдать то, что изменит мою добрую память о маме. Я могла лишь предполагать, что им двигало, но считала такой подход к делу опрометчиво непродуманным с его стороны. Ведь все тайное всегда становится явным. И хорошо бы мне было узнать обо всем об этом от него самого, а не от третьих лиц, но случилось, как случилось.
И вообще… В последние дни дед, хоть и звонил мне ежедневно, но делал это, будто отдавая дань этой нашей вечерней традиции. Беседы наши, как ни странно, стали краткими и какими-то урезанными что ли. Словно ему отчаянно не хватало времени, чтобы уделить мне больше внимания.
«Решил побаловать меня иллюзией полной свободы? А может, сменил тактику и теперь дополнительно тянул инфу и из Марьи? — мою буйную головушку уже не раз посетила странная догадка, — Она же вчера проболталась, что отчитывается ему по нашим будням».
Мне было до жути интересно, чем же дед был так загружен в эти дни, что даже вынужден был ослабить свой тотальный контроль надо мной.
«А не сделал ли он ставку на мое патологическое любопытство? А что?.. Вполне возможно… — зацепилась я за неожиданную мысль, — Замечу эти странные изменения в его поведении и как нагряну домой за разъяснениями! А он меня там сразу и примет… „Тепленькой“, как сказала бы Маша… И отправит под „домашний арест“».