Вслед за тенью. Книга вторая (СИ)

— Ты ж вечером не ешь, — робко напомнила я ей, сложившись на кровати беззащитным эмбриончиком.

— Реабилитироваться хочу, а то загрузила тебя по полной. — При этих словах в ястребином взгляде подруги мелькнула толика сожаления. — На, надень мою кофту, цыпленок! А то, как гусыня — вся в мурашках!

— И ты туда же! Ну знаешь! — снова возмутилась я, вспомнив, что именно цыпленком всего каких-то пару часов назад меня окрестил и Каменнолицый.

— Куда — туда? — уточнила Маша, явно не понимая моих претензий, — Или тебя гусыней уже окрестили?

— Не гусыней, а цыпленком, — чуть слышно пожаловалась я, — Неважно… — проворчала, выбравшись из своей уютной постельки.

— Про цыпленка я взяла на карандаш, слышишь? Кто назвал, зачем, при каких обстоятельствах. Короче, позже ответ держать будешь!

— За что? — искренне удивилась я.

— За свою нездоровую реакцию на безобидную кликуху, ясно⁈

Я взглянула на подругу, строгость в лице которой сейчас зашкаливала настолько, что угрожала сломать всю мою воображаемую мимическую шкалу, по которой я уже несколько лет успешно «классифицировала» эмоции собеседника для достижения своих целей в спорах. Да, всем своим видом Марья в эту минуту выдавала, что увильнуть от очередного допроса у меня не выйдет — не стоило и пытаться.

— Хватай кастрюлю и марш на кухню! — распорядилась она и направилась к холодильнику, «притаившемуся» в самом дальнем углу комнаты, за шторкой. Вытащила из морозилки пакет с чем-то, заиндевелым настолько, что стояло колом, и заспешила к двери, бросив мне нетерпеливо:

— Ну? Чего зависла? Или ты хочешь, чтоб я руки себе отморозила? Давай вперед!

Я удрученно вздохнула, едва слышно, чтобы не усугублять и без того непростую обстановочку, безропотно натянула на пижаму ее кофту, застегнула ту на своем усталом теле и, прихватив с «обеденного» стола инвентарь, поплелась на кухню, еле поспевая за энергичным шагом своего «предводителя».

Марья заявила, что готовить ей сегодня «в лом — настроение не айс» и предложила «тупо сварганить пельмешей». На том и порешили, ведь спорить я не стала, покорно заказав себе норму в «двадцатку» и вызвав ее неподдельный интерес.

— Мдааа… Смотрю, ты и быка бы съела, — заметила она, — С чего бы это?

— Проголодалась, — только и ответила я, не желая распространяться о своих недавних «приключеньках». Если по Машкиному, то «колоться» о них, что вполне оказалось бы правдой, причем в самом, что ни на есть прямом смысле: о воспоминания из моих сегодняшних приключений вполне себе можно было бы и уколоться. Но подругу было не провести: никакой возможности отмолчаться у меня, похоже, этим вечером не предполагалось.

— Дверь закрой! От лишних ушей, — распорядилась она, едва мы вошли в общую кухню на этаже.

Я безропотно выполнила указание и развалилась на стуле, у стола, за которым утром так же, прислонившись к стене после пробежки и вытянув вперед гудящие от усталости ноги, сидела и Машка, пока я обугливала нам на завтрак бекон для омлета.

— А скажи-ка мне, партизанка, кто тебя до дома довез? — приступил к допросу мой доморощенный дознаватель, наполнив кастрюлю водой из-под крана и поставив ее на плиту.

— Гринёв, — понуро вздохнув, поделилась я. И пояснила, заметив немой вопрос в ее напряженном лице: — Сотрудника Орлова, помнишь?

— Да ну! Тот, который крутился вокруг тебя в холле «Империала», что ли⁈

— Да.

— Точно! — неугомонный мыслитель подтвердил собственную, одному ему пока известную догадку и принялся негромко рассуждать, ложкой зачерпнув из баночки порцию соли и бросив ее в кастрюлю. — Именно Гринёвым он его и называл… А где крышка?

— Да вон же она! — пальцем указала я на тумбочку у раковины, где «шеф—повар» минутой назад сам же и оставил крышку.

— Точно… — всё так же задумчиво проговорила Машенция, подхватила крышку и с громким «дзынь» накрыла ею кастрюлю. — Да… Так и сказал тогда: «Ты, Гринёв, со мной поедешь. Мне страховка нужна».

— Кто так и сказал? — не поняла я.

— Орлов твой — кто ж еще.

— Когда он это сказал, Маш? — пришло мое время подступиться к ней с расспросами.

— Да в «Империале» ещё! В прошлую субботу.

— И ты молчала! — не стала я скрывать возмущения.

— Ну что ты смотришь на меня, как прокурор на осужденного⁈ — воскликнула подруга, искоса глянув в мою сторону. И более спокойно продолжила: — Я случайно тогда услышала. Случайно, понимаешь? А рассказать тебе просто забыла.

— Забыла она… — недовольно повторила я за своей «амнезийной» подруженцией.

— Ну, да… Бывает… Чего сразу кукситься-то?

— Кукситься… — вздохнула я, чувствуя, как недовольство мое стихает. То ли от слова этого «теплого» — из самого раннего детства, то ли еще от чего-то… — Так Полина моя всегда говорит, — зачем-то оповестила я подругу.

— Полина Полиной, но важнее, что так говорит моя бабулечка, — вполне себе миролюбиво подмигнула мне Марья и продолжила: — Я ж к тебе тогда, в «Империале», пробиралась, а доступ к телу закрыт был. Да что там закрыт — замурован Орловкими прихвостнями! Вернее, самой ярой из них!

— Самой ярой? Это кем же? — отчего-то смутилась я.