Вслед за тенью. Книга вторая (СИ)

Мне снилось, как сижу в огромном темном зале интерактивного кинотеатра. Сижу в полнейшем одиночестве и не могу оторвать взгляда от навороченного экрана. На нем, таком притягательно красочном, постоянно сменяются кадры из фильма о моем прошлом. Иногда они проносятся вереницей, а порой замедляются, будто давая мне возможность разглядеть все детали и проникнуться атмосферой тех дней. Мне даже слышатся родные голоса. Правда, я не могу разобрать ни слова. Все потому, что звучат они неразборчиво и слышатся мне лишь отдаленным фоном — не более. Зато у меня есть возможность в полной мере налюбоваться родными лицами. Я могу разглядеть их в мельчайших нюансах, ведь экран в моем «кинозале» не только огромен, но и радует отличным разрешением. Он занимает всё пространство стены напротив, от потолка до самого пола, и представляется мне реальным порталом в прошлое. Я отчего-то уверена, что если выберусь сейчас из кресла, шагну сквозь невидимый порог экрана, то окажусь по ту сторону реальности — там, где всё совсем не так, как сейчас, где мы всё ещё вместе и счастливы. Но я не делаю этого шага. Я остаюсь сидеть безвольной куклой в странном, будто втягивающем меня в себя кресле и смакую давнюю знакомую сцену словно посторонний зритель, а не прямой участник тех событий.

Я отлично помню день, который вижу сейчас на своем воображаемом экране. Он врезался мне в память потому, что оказался последним днем, когда мы собрались всей семьей за праздничным столом. В тот день мы провожали папу в злосчастную командировку.

Стояла поздняя весна. В тот год она выдалась ненастной: дождливой и ветренной, но именно в тот день было почти по-летнему тепло. Поэтому я вижу себя на «экране» без куртки. Мама разрешила мне надеть только кофту. Я радостно играю с Китти на лужайке нашего дома. Мама с папой собираются устроить пикник. Папа с дедушкой жарят шашлык и о чем-то беседуют. Мама помогает бабуле накрывать на стол. Я помню тот стол. В детстве он казался мне огромным. А ещё он причудливо складывался ножками вовнутрь, но почему-то от этого не ломался. В те годы меня это очень удивляло. Стол тот до сих пор хранится в чулане. Мы не пользуемся им больше. А раньше… Раньше часто собирались за ним всей семьей. В теплое время года мы что-либо праздновали за ним на свежем воздухе, а в холодное — сервировали его в «зимнем» домике.

Домик тот мне тоже видится на «экране», но он проявляется совсем нечетко, как бы вскользь. Я не переступила его порога целую кучу лет. Дед перестроил тот дом под какие-то технические нужды и отчего-то не жалует меня там больше.

Наблюдаю за сценой на экране и во мне отчего-то крепнет спонтанная уверенность в том, что эта серия «фильма» — подарок от родителей мне на Новый Год. Будто сейчас откроется дверь в этот интерактивный кинозал, они войдут и сядут рядом со мной. И тогда… тогда мы вместе досмотрим нашу семейную сагу. Эта моя чудинка ощущается настолько реальной, что я даже оглядываюсь на боковую дверь. Я не вижу ее в темноте, но откуда-то знаю, что она там есть. Но дверь не открывается…

На «экране» вдруг что-то меняется. Скорость воспроизведения начинает стремительно расти. Приходится все больше напрягаться, чтобы разглядеть «кадры». Это начинает утомлять. Чувствую, что устала смотреть это кино. Мне надоело. Раздражает и то, что «главный режиссер» сего ночного сонно-киношного марафона напрочь забыл о перерыве между сериями и, похоже, стремится выдать весь «фильм» воспоминаний по максимуму. Кадры теперь мелькают с космической скоростью. Мне хочется крикнуть: «Хватит! Насмотрелась! Остановите вакханалию!»

Но я не успеваю этого сделать. Очередная картинка с нашими счастливыми лицами на несколько мгновений повисает на «экране», а следом — трескается, словно в нее бросили камнем, и рассыпается на осколки. С огромным сожалением вижу, как миллион светящихся крошек осыпается на пол, а чья-то невидимая рука будто стирает их ластиком. Я сожалею, но понимаю, что не могу этого предотвратить.

Вскоре мой виртуальный экран превращается в огромный белый лист. Какое-то время он висит перед моим недоуменным взором, вызывая щемящее чувство тоски по так внезапно прерванному фильму.

Щеки обдает влажной прохладой. Спросонья я касаюсь их ладонями и просыпаюсь окончательно.

Разлепив влажные от слез веки, я узнала в полумраке очертания своей комнаты в общежитии. За окном с неплотно занавешенными шторами чуть брезжил рассвет. Я приподняла голову и огляделась по сторонам. Маша спала. На тумбочке привычно стоял мой графин, из которого Вика вечером налила в стакан воды и велела мне выпить до дна. Помню, что выполнила ее требование и сразу же провалилась в эти недавние яркие видения.

Я потянулась к графину и так же, как наша вечерняя гостья недавно, отлила воды в стакан. Сделала из него несколько освежающих глотков, откинула голову на подушку и довольно быстро снова провалилась в сон, но теперь вовсе без сновидений.