Вслед за тенью. Книга вторая (СИ)

«Полина, Катя тебя просит», — услышала я на том конце. А потом:

— Алё, Катюш, когда будешь?

— Полиин… Я так соскучилась, но понимаешь… Мне нужно будет тут остаться на выходных.

— Как остаться, милая? Даня будет недоволен…

— А мы ему не скажем.

— Как не скажем? — растерялась она.

— То есть скажем, конечно, но потом. Я сама ему скажу, Полин. Объясню, что сессия на носу, а у меня…

— А что случилось? — забеспокоилась добрая душа, как называл ее дедушка.

— Ничего страшного, не волнуйся, — успокоила я ее, — Просто ещё не все к сессии готово, понимаешь. Одну работу доделать нужно. В общем… Прости… не получается приехать.

— Ну, что ж, Катюша… Я понимаю… Учись, милая. Только с дедом вечером на связь выйти не забудь!

— Ладно… — проговорила я, размышляя, как же я выйду на связь, если в клубе буду. Но вдруг услышала и выдохнула от облегчения:

— Коля говорит, что Дана пару дней не в сети будет. Связь с тобой б тобой сам Николай держать будет.

— Ладно… Но сегодня мы с ним уже поговорили. Значит, следующий сеанс — завтра, да? Уточни у него, пожалуйста.

— Он слышит. Говорит, что завтра позвонит. Жду тебя через неделю, моя хорошая.

— Ты уже печешь блинчики? Или только собираешься?

— Тесто уже затеяла, да. Ну ничего, мы с Николаем управимся. Его мальцы подсобят. Береги себя, моя принцесса.

— Люблю тебя. Прости меня, ладно?..

— И я тебя, милая. А за что прощать-то?

— Мне жаль, что не приеду…

— Не расстраивайся — всякое случается. Нужно остаться, значит — нужно. Правда, Коля, — видимо, обратилась она к нему, — Вот и он согласен. Ничего не попишешь. Ты у нас девочка ответственная. Учеба у тебя сейчас на первом месте должна быть. Ну всё, моя лапушка, побегу я. Тесто ждать не любит.

— Да… Да… Конечно… Целую тебя.

— И я тебя, милая, — ответила она в своей привычной мягкой манере. И добавила, наверняка, с доброй улыбкой: — И крепко-крепко обнимаю!

Разговор этот оставил в сердце неприятный осадок. Я почувствовала себя настоящей предательницей и большой врушкой. Самой бессовестной на свете врушкой.

— Ну, чего скисла, Кать?

— Нехорошо получилось… — ответила я и удрученно вздохнула,

— Почему? Нехорошо было бы, если бы не приехала без предупреждения. А ты предупредила заранее, так что всё норм! Брось киснуть, слышишь! Мы щас на финишной прямой. Теперь главное — не зассать!

— Маша… — прошептала я с осуждением в голосе и удрученно вздохнула.

— Что, Маша?

— Слух режет. Не смогу так… лексикон расширить, слышишь? Мне дед за это… не похвалит. И объясни уже, где ты его… ммм…?

— Подцепила? Омагад! — воскликнула плутовка, театрально закатив глаза. — Вижу, девочка созрела! Готова самую мякотку с потрохами заглотить!

— Чего? Не поняла…

— Да, забей. Так… Чела одного примочки.

— Маш… давай по-русски, а? — смиренно попросила я, подцепив на вилку очередную мидию. — Так для чего я у тебя созрела? — уточнила я, поймав на себе ее насмешливый взгляд.

— Для моих откровений о сокровенном, о чем же ещё⁈ Но об этом позже. Помучайся ещё малежка, — попросила она с лукавой улыбкой, подняв наманикюренный указательный палец перед самым моим носом.

— Ты сменила маникюр? — спросила я удивленно.

— А то!

— Когда успела?

— Слетала, пока ты дрыхла.

— А зачем? Тот же свежим был совсем. Ты же недавно делала?

— Тот был дизайнерским!

— И что?

— Что-что! Потому и сменила на нейтральный — французский.

— Не понимаю…

— Ну, зачем «светиться», Кать! По дизайнерскому же меня просечь — раз плюнуть!

— Кому это надо?

— Кому-кому! Там такой гламурятник соберется! На изи сдеанонят! Кстати, дай руку!

— Зачем?

— Боже мой! Больше десяти часов продрыхла, а тупишь, как вчера! Мозгишкам-то шевели уже, Кать! Или они у тебя совсем в пюре превратились?

— Маш…

— Ну, что ты машкаешь? Ты на мидий налегай! Что ты каждую по полчаса мусолишь-то?

— Наелась.

— Доедай! — было приказано мне.

Я сделала над собой усилие и доела порцию. Доела и, действительно, почувствовала себя лучше. Мои серые клеточки окончательно проснулись. Ощутив прилив бодрости, я улыбнулась Машке и уверенно заявила:

— Напрасно ты… Я отлично выспалась. А после сытного обеда — так вообще — как огурчик. Так обычно Полина говорит.

— Хорошо, если так, — вздохнула подруга и добавила: — Хотела бы я на нее взглянуть…

— На Полину?

— А на кого ж!

— Вот Новый Год у нас с Сашей встретите — не только взглянешь, но и вкусняшек ее отведаешь.

— А я ведь с ним еще об этом не поговорила… — задумалась моя авантюристка, — Блин, забыла совсем… После клуба улажу, — пообещала она. Подхватила мою ладонь и недовольно выдала, придирчиво обозрев неброский маникюр: — Лупится уже… Сколько ему?

— Неделя примерно… — задумчиво ответила я. И припомнив, добавила: — Перед твоей помолвкой делала.

— Не такой и древний… А выглядит не ахти. А этот ноготь как сломать умудрилась?

— Ааа… Это в «Империале» еще. Когда с горы слетела. Я ж подточила его, Маш… Чего ты, нормально же выглядит.

— Где нормально-то? Короче остальных. Намного! Поэтому палец и смотрится, как обрубленный. В глаза знаешь, как бросается!

— А что делать?