Вслепую

Иво объяснял, что на прилавках нет рыбы не потому, что море не располагало к рыбной ловле, напротив, а потому, что оптовики выбрасывали излишки свежей рыбы обратно в воду, только бы не снижать на неё цену: им безразлично, что людям нечего есть, что у них нет ни единой сардинки хотя бы заморить червячка. Иво говорил, что эту нестерпимую ситуацию тоже следовало менять и что проблема заключалась не в море, с колебанием богатых и скудных уловов, а в людях.

Слушая Иво, я понимал, что это Партия научила его видеть вещи так ясно, понимать, что мир — это не отдельно взятые ораты, зубаны, мидии и креветки, а рыбы, моллюски и ракообразные. Иво погиб в Дахау. Его счастье, что его пытали и убили СС, а не собственные же товарищи. Он знал, что во время морского перехода может произойти кораблекрушение, но благодаря Партии научился не бояться ничего, вновь и вновь пускаясь в плавание. Мне же Партия дала слишком много моря. Я никогда не забуду часов, дней и месяцев, проведённых в ледяной воде бухты Голого Отока с лопатой в руках, фильтруя песок. На мысе Горн было совсем иначе, задолго до этого…

10

Пятьсот восемьдесят семь дней на то, чтобы доплыть из Хобарт Тауна до Лондона, путешествие Ясона. Должно быть, это Бог помог «Александру» вернуться в Англию из только что основанного города. С первого раза мыс Горн нам не поддался — отбросил нас, но, в конечном итоге, бороздя волны, наш единорог обошёл его. Я помню огромные, накатывающие друг за другом валы и истерзанное всполохами небо, которое обрушивалось на наш корабль, словно потолок зала Кавалеров в Кристиансборге, но с «Александром» всё совсем по-другому. Наверное, было бы лучше, если бы мне так и не удалось обойти мыс Горн. Я бы тогда остался в море, где гораздо больше интересного, чем на суше.

Например, там есть киты. Мы их ловили в больших количествах, когда плыли на «Фанни» в Кейптаун, ещё больше их было после, в Хобарте, когда город ещё не носил это название. Мы пустили кровь в море, окрестив ею новый город, землю же омыли своей кровью позже каторжники. Я свою кровь там не пролил, только китовую, и реками. Я, Йорген Йоргенсен, был первым, кто вонзил в тех водах гарпун в спину исполинской рыбины, принося ее в жертву богам Преисподней.

Охота на кита похожа на ожившую картину, на сражение цветов между собой. Кит показывается на поверхности: иссиня-чёрная спина, бело-голубой живот, из дыхала поднимается и тут же разбивается о морскую пену струя; гигантская туша вновь исчезает, но уже с гарпуном, всаженным в плоть: вода розовеет, раскрываясь бутонами раны, кажется, что она закипает пурпурным клокотанием, на поверхности показывается окровавленный плавник; мгновением спустя рука невидимого художника Вселенной обмакивает кисть в воду, и море снова становится кристально чистым и лазурным — китобойное судно возвращается в порт с мёртвым животным на крюке.

Рано или поздно от крови начинаешь уставать. Порой у меня просто опускаются руки. Крови того француза на мостике «Пренёз» было так много, впору было решить, что она моя. Мы взяли «Пренёз» на абордаж в бухте Альгоа во время плавания к Великому Югу, я тогда был зарегистрирован на борту «Сюрпрайз» как тридцатичетырёхлетний Ян Янсен — на самом же деле мне было девятнадцать. Француз появился передо мной внезапно, словно кит из толщи вод. Я вдруг увидел перед собой его лицо и дуло пистолета, — на меня смотрели три огромных пустых глаза. Замедленное действие: рёв моторов, дым из трубы, люди, скорченные лица. Моя трясущаяся рука нащупывает саблю: гарпун настигает китовый круп. Француз смотрит на выпадающий из его руки пистолет и сам через секунду низвергается за парапет. Капитан Л'Эремит, знающий свое дело и не теряющий головы, готов к скорейшему отплытию, пусть за бортом тонут хоть все его люди: он не позволяет им вскарабкаться, он ловит ветер, уводя корабль и препятствуя возможным попыткам преследовать «Пренёз», приказав обрубить фок-мачту. Позже на палубе мы празднуем победу Его Величества: громогласные крики ура, веселье, радость. Я смотрю в чёрное дуло подобранного мной пистолета, пристально всматриваюсь в темный туннель. Убивать тяжело каждый раз, и неважно, какое количество гарпунов да трезубцев ты воткнул в китовые спины.

Вскоре я покинул «Сюрпрайз», так же, как и до этого сбежал с «Фанни». Что-то тянуло меня на юг, в гавань загадочной австралийской земли. Должно быть, на возвращение меня подтолкнул корабль «Леди Нельсон» водоизмещением шестьдесят тонн: шесть пушек, пятнадцать матросов и чудо техники — три баржи с килями, осадка которых идеальна для прохода рифов и мелководья, до поры не обозначаемого на картах. Оттуда я высадился в устье Дервента, словно в распахнутую пасть Ахерона.