Вспаханное поле

—      Да, Панчо, — вмешался Сеферино, — хотя у тебя и

отнимают поле, земли у тебя никто не отнимет.

Фермер порывисто обернулся.

—      Ты-то что рассуждаешь о земле, ведь у тебя ее

никогда не было!

—      Кто тебе сказал, что не было? — добродушно воз¬

разил Сеферино. — Вся земля, которую видят мои глаза,

по которой я хожу и езжу, принадлежит мне... И тому,

кто будет жить после меня.

—      Болтун ты и больше никто! — презрительно бро¬

сил Панчо. — И всю жизнь был болтуном — только и знал

точить лясы. Никчемный ты человек!

248

Он повернулся к нему спиной и снова обратился к

сыну.

—      Можешь сказать этим людям, что они только мерт¬

вым уберут меня с моего поля.

Он принял бесповоротное решение и не желал больше

разговаривать. Но Мануэль продолжал настаивать на

своем:

—      Вы нужны моей матери живым, а не мертвым...

Вспомните об Антеноре!.. Тот, кто борется один, как бы

он ни был прав, не может ничего поделать против тех,

кто опирается на силу.

Панчо опять вскипел.

—      Это ты вычитал в своих книжонках, а мне на них

наплевать! Я не нуждаюсь ни в чьих советах и прекрасно

знаю, что делаю! — отрезал он, еще раз выказав свою

непоколебимую волю сопротивляться выселению с ору¬

жием в руках, и приказал сыну: — А ты иди прочь!

Сейчас же!

Но Сеферино, улучив подходящий момент, подскочил

к нему и рванул у него из рук ружье. Панчо, стараясь

его удержать, нечаянно нажал на спуск, и раздался вы¬

стрел. Воспользовавшись замешательством фермера, Се¬

ферино выхватил у него оружие и выбежал с ним из

сарая.

Выстрел всполошил полицейских, и они, прячась за

деревьями, опять вскинули карабины. Сеферино бежал к

ним, сжимая ружье. Вдруг один из полицейских выстре¬

лил и попал в него.

—      Нет, нет... — воскликнул объездчик, раненный в

грудь.

Он остановился, ружье выпало у него из рук. Кло¬

тильда, стоявшая под навесом, закричала:

—      Сеферино!.. Горе мне, они его убили!..

Офицер полиции, понимая, как опрометчиво поступил

его подчиненный, в бешенстве приказал:

—      Не стрелять!

Панчо, Маноло и Пабло выскочили из сарая и под¬

бежали к Сеферино, лежавшему на земле. С другой сто¬

роны к нему бросились Клотильда, Элена и полицейские.

Мануэль, опустившись на колени, помог дяде сесть. Се¬

ферино понимал, что ранен смертельно, но мужественно

принял эту случайную, преждевременную смерть. Он оты¬

скал взглядом подавленного Панчо, которого двое поли¬

249

цейских держали за руки, и, улыбнувшись ему, тихо ска¬

зал:

—      Видишь, брат? Так ли, этак ли жить, в конце кон¬

цов все едино!

В глазах его мелькнул лукавый огонек.

—      Ты всегда был упрям, — продолжал он. — На твою

беду, Маноло пошел в тебя... Но... он на верном пути.

Он начал задыхаться. Офицер приказал полицейскому,

державшему Пабло:

—      Оставьте арестованного, я сам за ним посмотрю,

а вы поезжайте в селение за врачом.

Сеферино жестом дал понять, что в этом уже нет на¬

добности. Клотильда, разрыдавшись, обняла его. Взяв

жену за волосы, он мягко отвел ее голову, посмотрел ей

в лицо, и, собрав последние силы, прошептал с глубокой

нежностью:

—* Бедная моя старуха, обними меня покрепче... пото¬

му что теперь... я ухожу навсегда... Так нам было сужде¬

но... Опять ты останешься одна, как будто дым обнима¬

ла... с пустыми руками... и со слезами на глазах...

Он посмотрел на белое облако, тихо плывшее по рав¬

нине неба, и уже больше не отрывал от него глаз. Лицо его

озарилось улыбкой, исполненной несказанного покоя.

Мануэль и Пабло в ожидании поезда молча ходили

взад и вперед по дебаркадеру станции Вильялобос. Вре¬

мя от времени они останавливались, обменивались не¬

сколькими словами и снова погружались в задумчивое

молчание. Мануэль вспоминал, как два месяца назад отец

уезжал и как он с грустной улыбкой посмотрел на свои

наручники, перед тем как сесть в поезд, на котором его

ночью под конвоем полиции отправляли в Ла-Плату.

—      Точь-в-точь, как погонщика Хавьера, — сказал он

с горечью. — И за что? За то, что я защищал свое добро.

Он держался все так же стойко и мужественно, как и

в комиссариате, когда взял на себя всю вину, благодаря

чему освободили Пабло, и вошел в вагон, высоко подняв

голову, с таким достоинством, что лишь немногие заме¬

тили, что у него на руках кандалы. Маноло боялся, что

два месяца заключения подорвали твердость его духа.

К счастью, благодаря хлопотам дяди Эмилио и энергии

адвоката удалось добиться условного освобождения. Ма¬

нуэль знал об этом из писем Эмилио и Хулии, все еще

250

находившейся в Буэнос-Айресе. Наконец была получена

телеграмма извещавшая, что отец приедет поездом, ко¬

торого они теперь ждали.

Пабло томили другие думы. С того дня, когда он по¬

кинул комиссариат, его мучила совесть, что он не разде¬

лил судьбы дона Панчо. Он считал, что должен был до

конца грудью защищать его и ферму, и боялся, что, когда

Хулия вернется, он впервые не сможет посмотреть ей в

глаза: она с презрением отведет от него взгляд и будет

права. Не раз за эти два месяца он решал уйти, чтобы

избежать справедливого упрека невесты, но не мог, по¬

скольку считал своим долгом следить за инвентарем н

лошадьми, находившимися теперь на соседней ферме,