Вспять: Хроника перевернувшегося времени

Поэтому массовая порка, показавшаяся сначала эффективной, была дискредитирована: попробуй, например, изловить миллионную банду, ежедневно спускавшуюся в том же Рио-де-Жанейро из фавел, попробуй их всех собрать вместе и выпороть — как бы они тебя сами не выпороли. В государствах со строгим режимом — не будем их называть, чтобы никого не обидеть, — ввели профилактические наказания, а также широко применяли принцип коллективной ответственности: виноват один — выпорют всех. И пороли, разложив, к примеру, всю деревню от края до края. Но и на это не хватало уже ни рук, ни розог.

Появились пораженческие настроения, кое-кто задавался вопросом: а надо ли вообще противодействовать этой чуме, как назвал ее Папа Римский, если назавтра все само возрождается? Но трезвые умы постоянно напоминали: в любой день может произойти Обратный Поворот, и это чревато неисчислимыми бедствиями: убитые не оживут, разрушенного не вернешь.

Они повторяли постулат, сформировавшийся одновременно в сотнях мест: «время движется назад, а человек вперед». Память человека сохраняется, сохраняются в его душе все злые и добрые дела, которые он совершил, поэтому, если распустить себя, можно дойти до полной моральной деградации.

К сожалению, умных людей мало кто слушал, но идея прослушивания жила и развивалась.

Она нашла много сторонников среди творческой интеллигенции. Хуже было художникам, скульпторам, всем, у кого творчество выражалось в материальном воплощении. Зато композиторы научились передавать другим людям свои только что сочиненные произведения, и те запоминали их, играли и пели. Поэты же и писатели полностью перешли на устное творчество. Как в древние времена, они публично исполняли свои произведения, едва успев их сочинить — кусками, фрагментами, отрывками. Слушание стихов, рассказов, поэм, романов и эпических сочинений стало одним из любимых занятий землян, не знающих, куда девать время. То, что нравилось, запоминали, что не нравилось — забывали. Это был естественный отбор, хотелось бы сказать — отбор лучшего, но, увы, как всегда, вкусы большинства не совпадали с объективной ценностью произведений (если, конечно, предположить, что объективность в искусстве существует). Стишок какой-нибудь красотки вроде:

Я такая как есть, я не буду другой,
Я такая как есть, я останусь такой!
Я наивна бываю, бываю вредна.
Но, такая, как есть, я на свете одна! —

запоминался с первого прочтения и передавался из уст в уста, хоть иногда и не без иронической улыбки, если же выходил глубокомысленного вида человек и читал:

Тысячами мостов и тропинок
пусть стремятся люди к будущему,
и все сильнее должна произрастать
между ними вражда и неравенство:
так внушает мне великая любовь моя.
Призрачные образы и символы
пусть изобретут они во вражде своей,
и величайшее сражение
состоится тогда между ними, —

его слова тонули в криках: «Отстой! Убейся об стену! Лузер! Не в склад, не в лад, поцелуй кошкин зад!» — и т. п. Некоторые замшелые старички шамкали: «Постойте, дайте послушать!» — но на них цыкали, стукали по голове, а иной раз под горячую руку и убивали, приговаривая: «Увидимся завтра!»

Не деньги, не машины, не драгоценности и недвижимость, не технологии, не компьютерные программы стали теперь самой большой ценностью, а — память Люди с хорошей памятью ценились на вес золота. Каждая организация и корпорация понимала, что, имея в штате такого человека, они получат базу данных, которая, в отличие от всех прочих, не исчезнет вдень Обратного Поворота и может принести колоссальную выгоду.

Но даже и при этом находились странные люди. Гомеры нашего времени, которые отказывались от меркантильных предложений, предпочитая сочинять, запоминать и передавать другим то, что являлось им в образах и, по их мнению, должно сохраниться в веках — хоть в прошлых, хоть в будущих, куда кривая вывезет.

Геннадий Васильевич Микенов умер утром в пятницу, 21 сентября Ирина Ивановна тогда задремала, а проснувшись, обнаружила его мертвым, чего не могла себе простить Теперь она сидела возле кровати, накануне внесенной в дом, — и наконец дождалась: Геннадий Васильевич появился в первую секунду 21-го числа, наступившую, как мы понимаем, сразу по завершении последней секунды 22-го. При этом он спал, дышал ровно. Ирина Ивановна пощупала пульс — более или менее. Хотела зачем-то разбудить, но передумала. Так прошел час, второй Геннадий Васильевич во сне кашлянул и облизнул губы. Пить хочет, подумала Ирина Ивановна и пошла за водой. Вернулась с кружкой, почувствовала необыкновенную тишину, хотя и до этого было тихо, уронила кружку, схватила мужа за руку, приникла к груди, выслушивая внутри сердце. Не успела. Опять не успела!