Всполошный звон. Книга о Москве

Вот отрывок из старой книги о роли Немецкой слободы в московской и русской жизни: «…Немецкая слобода постепенно втянула в сферу своего культурного влияния верхи московского общества и, наконец, самого царя. Дальнейшие решительные шаги по пути сближения с нею сделал сын Алексея Михайловича, который для нее покинул свой дворец и сам стал членом слободского общества. Петр не был стеснен требованиями московского этикета в выборе знакомых и быстро, через учителей, найденных им в немецкой колонии, вступил в постоянные сношения с нею и втянулся в ее жизнь. На Яузе слобожанин Тиммерман дал Петру первые уроки навигационного искусства; слободские офицеры были инструкторами потешных полков; школой европейского общежития были для молодого царя дома слободских служивых и торговых людей. С пылкостью прозелита кинулся Петр в эту новую жизнь, спеша взять от нея все, что она могла дать и что было ему доступно. Марсовы потехи, примерные сражения чередовались с вечеринками в семейных домах и разгульными пирушками в компании, составившейся из группы иноземцев с Лефортом во главе и „всешутейшего собора“ туземного происхождения. Венус, наравне с Бахусом, была почетным персонажем этого карнавала: она являлась Петру в образе иноземки, купеческой дочери Анны Монс, а Бахус был принужден делить почет с отечественным „Ивашкой Хмельницким“… Говоря словами русского историка Сергея Соловьева, „Немецкая слобода — ступень к Петербургу, как Владимир был ступенью к Москве“».

Портрет Александра Меншикова. Холст, масло. 1-я пол. XVIII в.

А. Д. Меншиков (1673–1729) был владельцем Лефортовского дворца, обширной городской усадьбы у Мясницких ворот и многих сел в окрестностях Москвы.

Никого, кроме разлюбезного друга Алексашки Меншикова, не любил Петр так, как Франца Лефорта. Он сделал его генералом и адмиралом, хотя Лефорт мало смыслил в военном деле, а в морском так и вовсе ничего. Он и вообще ничего не знал досконально, но обладал хорошей и очень крепкой к вину головой, был остроумен, всегда весел, находчив и ловок в танцах. Петр видел все это, но знал и другое — когда Лефорт умер, он сказал, заливаясь слезами: «Плохой был адмирал, а стоил целого флота». Ведь это Лефорт отворил царю вежды на запад, заронил в него мысль об окне в Европу, которое Петр прорубал чуть не всю жизнь, воюя со шведами, вовсе не желавшими, чтобы у России появилось такое окно, строя Петербург на крови и костях, сооружая военный и торговый флоты, укрепляя торговые связи России с европейскими странами.

Зачаток будущего Лефортова — дворец, который Петр построил для своего любимца на улице, носившей малопоэтичное название Коровий брод. В XVII–XVIII веках тут находился брод через Яузу, по которому коров гнали на скотопригонный двор у Красных ворот. А в XIX веке эта улица именовалась Лефортовской. Построил дворец московский зодчий Д. Аксамитов в духе нарышкинского барокко и украсил высокой черепичной крышей. После смерти бездетного и бессемейного Лефорта Петр передарил дворец князю Меншикову.

Первые московские светские рауты, называвшиеся ассамблеями, проходили в этом дворце. Удостоенным приглашения надо было проделать немалый путь, чтобы добраться сюда со своими разряженными женами и дочерьми. Вот откуда пошла тяга московской знати к Басманным улицам — поближе к царевой забаве. Петр очень серьезно относился к этим ассамблеям, и за уклонение от них наказывали жестоко. Обязаны были дремучие московиты обучаться тонкому политесу. А не хотят — в рыло!..

Дж. М. Фонтана. Въездные ворота Лефортовского (Меншиковского) дворца в Немецкой слободе. 1707–1708 гг. Фото 1994 г.

Слобода находилась на правом берегу Яузы, близ ручья Кукуй. С середины XIX в. наименование слободы исчезает из московской лексики — на эту территорию частично распространяется название «Лефортово».

Князь Данилыч, как говорил Юрий Тынянов, был человек роскошный. Лефортовский дворец его не удовлетворял. Он пригласил итальянца Фонтана, который пристроил каре и соорудил красивый въезд со стороны Коровьего брода. Дворец глядел фасадом на Яузу, теперь он стал как бы двухфасадным. В дальнейшем к этому зданию — прежде чем его забросили — приложил руку знаменитый Матвей Казаков: он построил изящную внутреннюю лестницу и две кордегардии во дворе. В одной из них, давно ставшей жилым помещением, увидел свет создатель «Чапаева», режиссер Сергей Васильев, — об этом напоминает мемориальная доска.