Какой-то рок тяготел над зиждительскими замыслами Анны Иоанновны, чье царствование, отмеченное проклятием бироновщины, было одним из самых страшных в многострадальной русской истории и самых бесплодных. Все, что при ней строилось, либо горело, либо таяло — Ледяной дом. Сгорели и оба Анненгофа — дотла. На месте разобранного Головинского дворца построили новый, но и он незамедлительно сгорел. Спустя много лет после смерти императрицы архитектор князь Ухтомский отстроил на пепелище еще один дворец, где поместился «Оперный дом», а с 1762 года и Малый театр. Но через десять лет творение Ухтомского постигла та же участь. Заколдованное место оставили в покое.
Желание жить в Лефортове не оставляло царский дом. Екатерина II решила поставить дворец для себя, дав ему свое имя. Первоначально Екатерининский дворец спроектировал московский архитектор Семен Яковлев, но чем-то не потрафил императрице. Из Петербурга прислали новый проект знаменитого Антонио Ринальди, создателя Мраморного дворца, и по этому проекту начали строить. Руководил работами опытный и даровитый архитектор Карл Бланк, построивший Воспитательный дом на набережной Москвы-реки. Бланк был большой любитель отсебятины, но не рискнул посягнуть на замыслы Ринальди и строил строго по проекту. Когда же дошла очередь до внутренней отделки, из Италии выписали архитектора Джакомо Кваренги, искусного рисовальщика. С этого началась необыкновенная карьера замечательного мастера, навсегда связавшего свою судьбу с Россией и удостоенного памятника в Санкт-Петербурге.
Невозможно перечислить все созданное Кваренги, достаточно назвать его главные творения: Смольный институт, Эрмитажный театр, Мариинская больница, Триумфальные ворота за Нарвской заставой, конногвардейский манеж, Александровский дворец в Царском Селе, а в Москве — институт Склифосовского и торговые ряды в Китай-городе. Чуждый бланковского пиетета к Ринальди, он не ограничился тем, чего от него ждали, а по-новому решил фасад дворца. Он создал колоссальную лоджию, в которую поместил грандиозную колоннаду из коринфских колонн, — менее пышными словами не передать беспримерного по мощи жеста архитектора. В Москве нет здания, равного монументальностью Екатерининскому дворцу. И при этом тут нет ничего чрезмерного, все в пределах самого требовательного вкуса, в полном, но свободном соответствии канонам классицизма.
Екатерина II не дождалась окончания строительства, а ее сын и наследник Павел, ненавидевший мать, виновную в гибели его отца Петра III и узурпации трона, первым делом превратил роскошный дворец в казармы. Тут стоял московский гарнизонный полк, подчиненный обер-полицмейстеру Архарову, чье имя стало нарицательным: архаровцами называли его солдат. «Презрительное прозвище полицейских сыщиков», — комментирует это Сытин и ошибается. Архаровцами называли солдат по фамилии командира, как, скажем, солдат Лефорта — лефортовцами, но последнее не обрело дополнительной смысловой нагрузки. Солдаты Архарова прославились своими разбойными подвигами, они не только не защищали, а сами грабили обывателей. Никаких сыщицких обязанностей полупьяная, расхристанная, преступная команда Архарова не исполняла, этим занимались другие лица, а бесчинствовала, насиловала, грабила, случалось и убивала. В этом смысле слово «архаровец» и перешло потомству.