Всполошный звон. Книга о Москве

Когда-то на этом месте, во времена грозного царя, находился «львиный двор» — царев зверинец. Иван Васильевич любил кормить хищников, жадно наблюдая, как они терзают мясо, кровеня морды. После тут на долгое время обосновалась долговая тюрьма-яма со многими отделениями — дворянским, купеческим, мещанским, управским и женским. Более всего «прославилось» купеческое отделение пьесами Александра Островского. «Ямой» же тюрьму называли, потому что располагалась она на пятиметровой глубине и к ней вела длинная лестница. Жила в Москве популярная литературная чета: поэтесса Каролина Павлова (в девичестве Яниш) и прозаик Н. Ф. Павлов. Разозлившись за что-то на мужа, поэтичная, но весьма решительная дама упекла его в яму. Остроумец Соболевский выдал по этому поводу экспромт:

И куда ни взглянешь,
Все любовь-могила:
Мужа мамзель Яниш
В яму засадила.

Среди снесенных зданий оказалось и то, где помещался знаменитый трактир Патрикеева (сейчас тут торец гостиницы «Москва»). Заведение славилось музыкальной машиной-оркестрионом стоимостью двенадцать тысяч рублей, сумма по тем временам громаднейшая. На Масленицу половые вручали посетителям поздравительные стихи, начинавшиеся так:

Вина крепки, блюда вкусны,
И звучит оркестрион,
На котором:
Мейербер, Обер, Гуно,
Штраус дивный и Россини
Приютилися давно.

Ныне от первого планировщика и застройщика площади остался в нетронутом виде лишь Малый театр, ибо Большой Петровский театр, сгоревший в 1853 году, был перестроен Альбертом Кавосом.

Большой Петровский театр был возведен на месте некогда очень популярного среди москвичей Петровского театра (от улицы Петровки), сооруженного стараниями антрепренера англичанина Михаила Медокса, отца загадочного авантюриста, чьи невероятные похождения и злоключения до сих пор ставят в тупик историков. В этом театре помимо опер и балетов давали драматические спектакли, но публика предпочитала оперу.

В труппе Медокса было тридцать актеров, девять актрис, двенадцать музыкантов. Декорации писал некий Ефрем, «российских стран маляр». Состав труппы с годами менялся, в нее вливались талантливые самородки, в том числе из крепостных актеров. Об одной из них, Бутенброк (в девичестве Лисицына), купленной дирекцией театра, пишет известный мемуарист и театрал Жихарев: «Бутенброк — певица недурная, баба плотная, белая и румяная, но зубы уголь углем». О ней есть и другая запись Жихарева: «Г-жа Бутенброк перед самым венчанием была высечена розгами». Хорошо в этом контексте звучит слово «госпожа»!

Чистильщик обуви на Театральной площади. Фото кон. XIX в.

В общей массе населения города в нач. XX в. заметно увеличилась доля пролетариата, а также прослойка государственных чиновников и служащих предприятий.

Мандельштам говорил, что всякий балет — крепостной. Наверное, это относится и к опере. Тогда становится понятен нынешний упадок нашего главного оперного дома. Нет розги.

Последнего не скажешь о балете Большого театра.

Петровский театр просуществовал лишь четверть века и в 1805 году сгорел. Через три года Карл Росси построил на Арбате новое здание театра, но его уничтожил пожар 1812 года. Тогдашние москвичи — не в пример нам — не захотели смириться с отсутствием оперы, и в 1824 году поднялся во всей красе и могучести Большой Петровский театр, который спроектировал Михайлов 2-й, ученик Матвея Казакова, а построил, сильно изменив проект, главный московский архитектор Осип Бове.

Сергей Тимофеевич Аксаков писал о сем событии: «Большой театр, возникший из старых обгорелых развалин, изумил и восхитил меня… Великолепное громадное здание, исключительно посвященное моему любимому искусству, уже одной своей внешностью привело меня в радостное волнение… Великолепна театральная зала, одна из громаднейших в Европе, полная зрителей, блеск дамских нарядов, яркое освещение, превосходные декорации, богатство сценической постановки — все вместе взволновало меня».

A. Элькинский, О. Бове. Здание Малого театра на Театральной площади. 1821–1824 гг.; перестроено арх. К. Тоном в 1838–1840 гг. Фото 1994 г.