Вспоминая Эверли

Она больше похожа на доброго библиотекаря, готового помочь тебе разобраться с десятичной классификацией Дьюи², чем на женщину, работающую на одну из самых успешных финансовых компаний в Сан-Франциско. Но затем я думаю, а не было ли это частью плана Трента — набирать в персонал простоватых и недалеких людей.

Моя секретарша была с нами с самого начала, и достаточно старой, чтобы годиться мне в бабушки. Ее густые седые волосы и шерстяной брючный костюм напоминал мне о старых ситкомах³, единственными местами, где могла работать женщина, были дом или рабочий стол, вроде того, за которым она сидела.

Шерил не задавала много вопросов и держала свое мнение при себе — лучшие качества ее поколения. И в нашем офисе это было несомненным плюсом.

— Доброе утро, Шерил. Как прошла неделя с внуками? — спрашиваю я, припоминая, что сегодня она вернулась из своего недельного отпуска.

Пока Трент дышал мне в затылок, я едва замечал, что ее не было. По крайней мере, кто-то сможет заняться мелочами, пока я работаю. Если бы она еще могла держать Трента, чтобы он не отсвечивал у моей двери каждый хренов час, как помешанный преследователь.

— Прекрасно, — мягко улыбается она, пряча легкую грусть в уголках глаз. — Они так быстро растут, пока меня нет рядом. От этого у меня болит сердце, но я все понимаю. Работа — это тоже важно.

Я киваю. Мне приходится заново узнавать некоторые важные вещи о своей очаровательной секретарше последние пару месяцев за те немногие разговоры, что у нас были. Когда мы впервые встретились, моей первой мыслью было узнать, какого черта она все еще работает. Должно быть, ей было уже семьдесят пять, но женщина по-прежнему первой приходила на работу. Пока большинство людей ее возраста давно были на пенсии, занимаясь лоскутным шитьем и путешествуя по Флориде или Европе, она до сих пор работала по сорок с лишним часов в неделю наравне с нами, то есть теми, кто был моложе в два раза.

Затем за ненавязчивой болтовней за чашечкой кофе, я узнал, что ее старший сын Броган переехал несколько лет назад из-за работы, связанной с разработкой программного обеспечения. Из-за его переезда она осталась одна в большом доме, с которым не могла расстаться, в котором ей не о ком было заботиться с тех пор, как ее муж умер десять лет назад. Работа, которую она выполняла, полагаю, давала ей занятие и возможность о ком-то заботиться.

Думаю, я был этим кем-то.

Бедная женщина.

— Я собираюсь в кабинет, чтобы поработать кое над чем, — говорю я, ловко заканчивая утреннюю болтовню, и направляясь к двери, отделявшей мой личный круг ада от всего остального.

— Да, конечно, — отвечает она, разочарованно отворачиваясь.

Знаю, она надеется продолжить разговор, рассказать больше о своем отпуске, но я просто не мог. Сейчас это лишнее — быть счастливым за других, когда моя жизнь представляет собой явно противоположное. Не так скоро после того, как я увидел Эверли в объятьях другого, зная, что скоро она станет его… навсегда.

Мне просто нужно время. Время, чтобы зализать раны и двигаться дальше. Время пересмотреть свои приоритеты и спрятать подальше образ ее тела, прижимающегося к нему. Время, чтобы вспомнить, что я делаю и почему.

Но сегодня я просто хочу хандрить и страдать над подношениями судьбы.

— Мистер Кинкейд? — голос Шерил останавливает меня всего в шаге от двери в офис.

— Да? — поворачиваюсь я.

— Прежде чем вы уйдете, я забыла напомнить… на голосовую почту на выходных пришло сообщение для вас. Кто-то по имени Роджер из художественной галереи в центре. Он сказал, что продал одну из ваших…

— Спасибо, — быстро проговариваю я, перебивая ее, прежде чем она закончит предложение.

Мне не нужно, чтобы она сказала что-то еще. Бог знает, где у Трента есть уши.

Как Роджер умудрился найти мой рабочий номер, было за гранью моего понимания. С этим нужно разобраться и быстро. Не нужно, чтобы он сюда звонил.

Подойдя к столу, я одариваю ее уверенной улыбкой, хватаясь за розовую бумажку с сообщением из ее рук, и поспешно удаляюсь в офис, закрывая за собой дверь. Прислонившись к ней, я глубоко вдыхаю и чувствую, как моя спина медленно наполняется решимостью, словно в меня заливают топливо.

Просмотрев сообщение, я ощущаю, как у меня глаза распахиваются от удивления. Я в неверии перечитываю его снова и снова.

Одна из моих фотографий была продана.

Моя.

Я ждал этого дня месяцами. Оглядываю кабинет, а внутри у меня пузырится воодушевление, словно в откупоренной бутылке шампанского. Сердце в груди громко стучит.

Вытащив телефон, я нажимаю на клавиатуру и замираю, похолодев от осознания суровой действительности.

Мне не с кем это отпраздновать. В моей жизни нет человека, которому я мог бы позвонить и поделиться новостью. Не будет вечеринки, чтобы отметить это. Не будет счастливых телефонных разговоров или восторженных криков поздравлений.

Потому что у меня не было никого, и во всем этом я мог винить лишь одного человека.

Трента.