Но я и сейчас остаюсь при своем. Эти краткие новеллы как произведения искусства для меня гораздо дороже всей книги. Здесь Зощенко встает перед нами в новом, небывалом обличии. Здесь он начисто отказался от той пряной, узорчатой, причудливо комической речи, которой он так виртуозно владел в своих "Уважаемых гражданах" и в других рассказах такого же стиля. Этот стиль был органически близок ему и создал его первую славу, но оказалось, что и вне этого колоритного стиля (который по праву называется зощенковским) он умелец, силач.
Слишком уж горестны те эпизоды, о которых он здесь повествует, эти клочки воспоминаний о своей беспросветной и мучительной жизни, - и было бы дико, если бы, повествуя о них, он прибегал к стилизации, к причудливым словесным орнаментам. Здесь его язык незатейлив и прост, и в этой простоте его сила.
Научно-философская часть его книги не идет ни в какое сравнение с тою, которую он писал как художник. Здесь речь его туманна и расплывчата, а там она лаконична, прозрачна, гибка, выразительна.
Но, конечно, нельзя не отнестись с уважением к этим проповедническим, учительным главам, так как они внушены благородным желанием избавить людей от страданий. В эту свою высокую миссию он уверовал крепко, и она окрыляла его. Проповедник в его книге взял верх над художником - знакомая судьба типичных русских талантов начиная с Гоголя и Толстого, отказавшихся от очарований искусства во имя непосредственного служения людям. Из зощенковской книги мы ясно увидели, что он - по всему своему душевному складу - принадлежит именно к этой породе писателей.
Знаю, что многим мое определение покажется неожиданным, странным. Зощенко до такой степени забытый писатель - совершенно неизвестный читателям, что до сих пор остается неведомой даже его основная черта: интенсивность его духовного роста. Он постоянно менялся, никогда не застывал на достигнутом, каждая новая книга знаменовала собою новый этап его психического и эмоционального развития. В каждой своей книге он - новый, совершенно непохожий на того, каким мы знали его по предшествующим его сочинениям. В двадцатых годах он - один, в середине тридцатых - другой, в сороковых годах - опять-таки непохожий на двух предыдущих. Он писатель многосторонний и сложный. Между тем читателям - даже лучшим из них - он представляется нынче чем-то вроде неудачного Аверченко - развлекательный, поверхностный, с мелкой душой. Читателей в этой ошибке невозможно винить. До них в настоящее время доходят лишь отдельные обрывки его сочинений разрозненные, вне всякой связи с другими. Причем в последнее время стали появляться такие сборники его повестей и рассказов, словно их составители поставили себе коварную цель - убедить новое поколение читателей, что Зощенко был слабый и неумелый писатель. И они достигли этой цели: всякий, кто прочтет новый сборник, составленный из его наименее удачных вещей, непременно утратит интерес к его творчеству 1.
1 К. И. Чуковский писал этот мемуарный очерк в первой половине 60-х годов, когда произведения M. M. Зощенко переиздавались еще крайне мало, а повесть "Перед восходом солнца" ("Ключи счастья") не была напечатана до конца и в журнальном варианте. - Ред.
Чтобы узнать и полюбить это творчество, читателю необходимо иметь перед собою многотомного Зощенко, представленного хотя бы своими главными книгами: "Уважаемые граждане", "Сентиментальные повести", "Возвращенная молодость", "Голубая книга", "Перед восходом солнца", "Пьесы" и др. Только из совокупности всех этих книг перед нами возникнет подлинный образ этого большого писателя во всем своеобразии его дарования.
В последний раз я видел его в апреле 1958 года. Он приехал ко мне в Переделкино совершенно разрушенный, с потухшими глазами, с остановившимся взором. Говорил он медленно, тусклым голосом, с долгими паузами, и жутко было смотреть на него, когда он - у самого края могилы - пытался из учтивости казаться живым, задавал вопросы, улыбался.
Я попробовал заговорить с ним о его сочинениях.
- Чем вы объясните, - спросил я, - вашу озорную привычку давать своим вещам те заглавия, какие уже есть в литературе? У Гете вы взяли заглавие "Страдания молодого Вертера", у Дюма - "Двадцать лет спустя", у Розанова "Опавшие листья", у Блока - "Возмездие", у Чехова - "Нервные люди", у Мопассана - "Сильнее смерти". Мне чудится здесь сатирический - очень действенный и острый - прием.
Он только рукою махнул.
- Мои сочинения? - сказал он медлительным и ровным своим голосом. Какие мои сочинения? Их уже не знает никто. Я уже сам забываю свои сочинения...
И перевел разговор на другое.
Я познакомил его с одним молодым литератором.
Он печально посмотрел на юнца и сказал, цитируя себя самого:
- Литература - производство опасное, равное по вредности лишь изготовлению свинцовых белил.
Через три месяца его не стало.
M. Слонимский
МИХАИЛ ЗОЩЕНКО 1
1 Воспоминания. С. 110-128.
1