Вспоминая о том, что сейчас в будущем

Грей, Джейн, Дог – троица рок-бунтарей собираются в одну кучку. Они поджигают сырыми спичками одну из выброшенных картин, чтобы в подвале стало теплее. На остатки собственных сбережений, найденных в карманах платья, черной косухи и длинного плаща из кожи с нашитым черепом, компания покупает скудное пропитание на несколько дней. Около костра, в чьих языках сгорает цветной холст, собрались друзья. Долгое время они не решались кинуть картину в огонь, пока это не сделал за них Орландо. Есть что-то завораживающее и медитативное в этих правильных геометрических формах, прямых углах, одинаковых со всех сторон квадратах. Так искусство спасает друзей от неприятной подвальной сырости, чреватой простудой. Рокеры устали. И они не могут придумать ничего лучше, кроме как сесть друг к другу плотнее, запев знакомые всем рок-н-рольные мотивы. Одними голосами, без гитары. Никто не решается петь свои песни, поэтому единодушно выбрана классика.

Дождь идёт с утра, будет, был и есть и карман мой пуст, на часах – шесть.

И огня нет, и курить нет, и в окне знакомом не горит свет.

Время есть, а денег нет, и в гости некуда пойти.

И куда-то все подевались вдруг. Я попал в какой-то не такой круг.

Я хочу пить, я хочу есть, я хочу просто где-нибудь сесть14.

Фрида с завистью смотрит на компанию, к которой она точно не может присоединиться. Ей чужды эти песни, она дышит совершенно другим воздухом и мыслит совершенно другими идеями. Несмотря на все свои старания, на хлопание ресницами и предельную вежливость, она будет там чужой. Ее могут пустить погреться у огня, ведь сейчас, в этом подвале, все они равны друг перед другом, обиды забыты и прощены, но нужно ли ей это? Ведьмочка хочет подойти к Орландо, но с гневом, вызванным ревностью, замечает рядом с ученым Глэйза. И они уже тоже о чем-то беседуют! А Фриде…Не к кому пойти.

– Скажи, Орландо, – робко спрашивает Глэйз, – а ты гуманист? Каждый доктор должен любить своего пациента… И это, наверное, единственное, что меня смущает в будущей профессии.

– Нет, я не гуманист, – с какой-то злостной кривой усмешкой отвечает ворон.

– Но как? – не понимает черный пес. – Ведь ты же…доктор!

Орландо не отвечает. Он глубоко задумался. За всю его долгую жизнь накопилось множество интересных историй, которые иногда беспорядочным образом всплывают в голове. Тело ученого состоит из шестеренок, также и воспоминания в сознании образуют целостный, вращающийся механизм. Словно диафильм, перед Орландо разворачивается хроника собственной жизни.

***

Средневековый город опустел. На улицах не было никого, кроме снующих туда-сюда крыс, выискивающих себе пропитание, да ворон, занятых тем же. Под траурное карканье и голодный писк гордо шествовал чумной доктор. Он вселял трепетный ужас, он, маг и волшебник медицины, смерть и исцеление, черное пламя и красное зарево. На нем была широкополая черная шляпа, длинный плащ, закрывающий руки и ноги, маска с птичьи клювом и большие круглые очки, руки в бархатных перчатках сжимали трость для измерения пульса больных. Хорошо, что в маске спрятан пучок пахучих трав, иначе бы врач не выдержал того смрада разложения и гнили, витавшего повсюду. К тому же травы помогали ему не заболеть самому. По крайней мере, так полагал доктор. Сзади него горел всеочищающим пламенем дом того, кто когда-то был больным, а ныне становится пеплом. Доктор сжимал в руке еще не остывший факел, с которого с шипением сыпались горячие угли. Жители города в страхе перешептывались, видя, как мимо окон проходит врачеватель чумы. Они спешно подливали в миски выпитое кошками молоко, ведь по словам всезнающего доктора, жидкость впитывала в себя инфекцию. Каждый, кто заразился чумой, боялся прихода врача. Ведь в его власти судьба пациента. И он мог как излечить, так и вынести бескомпромиссный приговор к смерти в полыхающем доме, из которого нельзя выйти, можно только сгореть вместе с вирусом. Никто не знал, что некоторые тела доктор забирал с собой, уничтожая только дом. Трупы были нужны ему для собственных научных исследований в анатомическом театре. Доктора звали Орландо. Его не любили за нескрываемую гордость и неприятное высокомерие, но уважали, как человека знающего и умного. Врач был раздражен. Он как раз начал работу над большой анатомической схемой, где изображал человеческий скелет. Орландо нужен был мертвец, а последнего больного ему забрать не удалось. Останавливать работу ужасно не хотелось. Пока доктор бранился про себя, проклиная родственников больного, не давших унести тайком труп, он продолжал идти к другому пациенту. И вот, глухой стук врача тростью в дверь.

– Кто?.. – хрипло донеслось откуда-то из глубины дома. У больного не было сил на то, чтобы произнести предложение полностью.

– Chirurgus sum.15

– Кто?.. – повторил свой вопрос больной, который в силу своей неграмотности не владел латынью. Орландо прекрасно это знал, но ему хотелось с первых же минут показать свое превосходство.

– Доктор.

– Наконец-то… Мне кажется, я умираю.

– И правильно делаете, – со злой иронией сказал врач, заходя в дом пациента.