Вспоминая о том, что сейчас в будущем

Для того, чтобы не сойти с ума и быстрее осознать все то новое, что свалилось на головы горе-путешественников, Доггер, как самый творческий из всех собравшихся, решает записывать на обратной стороне выброшенных холстов короткие заметки о прожитых днях. К счастью, у Джейн, как у личности тоже довольно творческой, нашелся огрызок сточенного карандаша. Вот что записал рокер мелким, неровным почерком в один из первых дней: «Давно же я не брал в лапы писчий предмет! Стыд и позор! Удивительное дело, но моя дурная привычка доверять всем подряд, втянула не только меня, но и друзей в интересную историю…Мало того, что мы познакомились с настоящей ведьмой, так к ней еще в комплекте средневековый злой гений прилагается! Пришли снимать клип, а Фрида, ведьма то бишь, давай воду мутить, мол, шахматы, кукловод… Как можно оставаться в разуме, когда вокруг меня столько психов?! Бац-бац – мы в будущем… А я думал, для таких как я будущее не существует! Один день живу. Пейзажи и общие виды здесь, к моему разочарованию дворового романтика, слишком не живописны, чтобы их описывать. Какой-то странный удушливый воздух, словно каждую минуту химическую бомбу сбрасывают, духота, страдающие от безвыходности художники, которым больше нечего рисовать. Вот пишу на картинке чьей-то. Рисует геометрию. Пейзажей нет. Его бы к нам, в Хилтопгер! Чайные листы под солнышком рисовать! Глаза слепнут от гаджетов, в ужасе трясешься от летающих над головой досок! И все так быстро, стремительно. Музыка выведена машинами и агрегатами. Мертвая музыка. Таких бунтарей, как мы, здесь никто не видел, и никто не увидит больше. Я в первую очередь на музыку смотрю. Какие песни – такая жизнь. Наша компашка, как это всегда бывает, растерялась и рассыпалась, как древний скелет. Мой любимый братец Глэйз крутится возле Орландо. Что за птица такая – до конца не понял. Дьяволица Фрида то кокетничает со всеми подряд, то дуется. Джейн хандрит, но пытается что-то сделать для общего блага. Чаще читает свои антиутопии. Чего читать – все перед глазами. Грей нервничает, но виду не подает, тоже все суетится и пытается выбраться. Ох уж мне этот Грей! Готов целыми днями дивиться своей красе. Лучше бы спел. Самовлюбленный до ужаса! Как и я. Тщеславные же мы с ним псины, мать моя анархия! Ух, голова болит. Не хватает настоящего рока, чтобы всю эту серость разгромить под визг гитары. И книг не достаёт. Нужно найти библиотеку. За что ни возьмусь в жизни – все какой-то Достоевский. То есть одни страдания. Горе мыкаем…»

Глава 18. Доктор