Читаем Вспоминать, чтобы помнить (Remember to Remember) полностью

В статуе Сунь Ятсена Буфано вольно или невольно придал революционеру ореол мудреца. К примеру, положение рук характерно для благородного наставника. Спокойная, величавая, уверенная поза, в какой Буфано изобразил этого великого революционера, характерна и для самого скульптора. Голова Сунь Ятсена заметно отличается по очертаниям и объему от всех других, изваянных Буфано. На первый взгляд в ней ощущается некоторая неправильность: она, если можно так выразиться, слишком уж натуралистична. К тому же поначалу голова кажется огромной, хотя она совершенно пропорциональна остальному телу и далеко не так колоссальна по объему, как, например, голова статуи Мира. Голова революционера, выступающая из одеяния, выполненного из нержавеющей стали, эта голова из шлифованного коричневого камня очень выразительна в своем величавом спокойствии. Буфано изваял голову Разума, голову Мудрости — именно китайского Разума и китайской Мудрости (очень отличающихся от наших). Однако, когда глядишь на статую, не можешь отделаться от чувства, что автор изобразил в ней некую универсальную личность, а не просто выдающегося китайского революционера. Для Буфано характерно умение уловить эти внешние противоречия и разрешить их в целом, что делает честь ему как тонкому психологу. Во всем он ищет скрытый смысл, суть всех вещей.

Мне доставляет удовольствие подробно остановиться именно на этой его работе, еще раз пережить моменты подлинной радости, подлинного восхищения, которые охватывают меня всякий раз, когда я смотрю на нее. Позади, на взгорье, растут, простирая ветви к небу, тополя; они качаются, сгибаясь на ветру, как пышный плюмаж над статуей великого Освободителя. За тополями виднеется ряд довольно убогих, покрашенных в яркие краски домишек — американских, но почему-то вызывающих в памяти Китай. И деревья, и домики создают своеобразный фон огромному, величественному памятнику Сунь Ятсену. Чтобы вполне насладиться красотой статуи, надо обязательно обойти вокруг и посмотреть на нее с разных углов. Сзади она выглядит не хуже, чем спереди. Строгие, спокойные очертания фигуры превосходны. Перед статуей нельзя не остановиться с благоговейно склоненной головой, шепча слова благодарности. В духе идущей из глубины веков китайской традиции она воплощает в себе союз действия и бездействия. Покой, мудрость, сочувствие, понимание — все олицетворяет эта статуя. Перед нами памятник эволюции человеческого разума, выраженный в радикальном, революционном его преломлении, никогда не потеряющем свою актуальность.

Другой аспект ориентализма Буфано может показаться странным: он глубоко убежден, что по-настоящему имеет значение только земная жизнь. Я говорю «странным», потому что на первый взгляд такое убеждение совпадает с западным материалистическим мировоззрением. Но когда я говорю, что для Буфано по-настоящему имеет значение только земная жизнь, то вкладываю в это утверждение совсем иной смысл, чем принято. Такой смысл содержится в словах Дж. Мида*, который говорит, что «только земная жизнь имеет значение, ведь именно здесь происходит встреча горнего и дольнего, внутреннего и внешнего, здесь поле истинно важной битвы, в которой мировой процесс поглощен осознанием мировой задачи... В одном из величайших мифов человечества сказано, что величие ангела на небе — того, про которого в другом месте говорится, что он вечно созерцает Лик Отца, то есть, по всей видимости, непосредственно ощущает Божественное Присутствие, — возрастает по мере успеха борьбы его земного двойника, человека, ведущего тяжелую битву в условиях существования во времени и пространстве; все это длится до того времени, когда земля вознесется до небес, а небеса опустятся до земли, а свобода и необходимость сольются в осознании Божественного промысла»**.

* Смотри его «Поиски старого и нового», Лондон, 1913. — Примеч. авт.

** Совершенно марксистский язык, за исключением терминологии! — Примеч. авт.

Позвольте мне процитировать еще одно место, потому что именно там я вижу связь между невысказанной философией Буфано и древним учением метемпсихоза, о котором говорит автор...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Рыбья кровь
Рыбья кровь

VIII век. Верховья Дона, глухая деревня в непроходимых лесах. Юный Дарник по прозвищу Рыбья Кровь больше всего на свете хочет путешествовать. В те времена такое могли себе позволить только купцы и воины.Покинув родную землянку, Дарник отправляется в большую жизнь. По пути вокруг него собирается целая ватага таких же предприимчивых, мечтающих о воинской славе парней. Закаляясь в схватках с многочисленными противниками, где доблестью, а где хитростью покоряя города и племена, она превращается в небольшое войско, а Дарник – в настоящего воеводу, не знающего поражений и мечтающего о собственном княжестве…

Борис Сенега , Евгений Иванович Таганов , Евгений Рубаев , Евгений Таганов , Франсуаза Саган

Фантастика / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Альтернативная история / Попаданцы / Современная проза
Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза