Вспомни меня

К собственному изумлению, я была мало тронута страданиями Роба. Внутри меня словно появился какой-то твердый стержень. Наверное, это и есть материнство – на слабости других внимания уже не обращаешь. Роберт может праздновать труса, а я не стану. Я одна пошла на УЗИ, заплатила за снимок и долго всматривалась в него, пытаясь разглядеть в сером бесформенном силуэте, кто растет внутри меня – победитель, неудачник, герой-любовник, задира… Одно я знала наверняка: если я и с помощью ребенка не смогу привязать к себе Роба, значит, тут уже ничего не исправить, а я слишком много поставила на карту, чтобы легко сдаться. Тем временем его отлучки вдруг стали длительнее, и после возвращения ему требовалось дольше отдыхать. Я не сказала ни слова, снисходительно объясняя все шоком. Роберту просто нужно время, чтобы решиться на разговор с Джоанной. Однако время работало не на меня.

Первой о моей беременности узнала сестра – наверное, под воздействием гормонов она стала буквально чуять подобные вещи. Мать пришла в негодование. Когда я отказалась назвать отца ребенка, она решила, что я просто не знаю, от кого он.

– Видеть тебя не могу! – выплюнула она. – Избавься от него, или можешь больше на глаза мне не показываться!

Я с вызовом рассмеялась ей в лицо, но на душе у меня скребли кошки. Когда наконец Роб посмеет признаться?.. Увы, по его лицу я видела, что он по-прежнему трусит.

Потом ко мне пришла Джоанна, вся в слезах. Мать запретила ей видеться со мной – думаю, это был единственный раз, когда сестра ослушалась. Только крайнее отчаяние могло толкнуть ее на подобный поступок. Так оно и оказалось – она наконец-то заподозрила, что Роб ей изменяет. Внутри у меня все скрутило узлом от напряженного ожидания – сейчас все раскроется. Мне даже хотелось этого.

– Я проследила за ним, – всхлипывала Джоанна. – Он полдня провел в дорогом отеле в Лике. Что ему там делать? Это совсем в другой стороне от аэропорта! Я знаю, он был там не один!

Мой мир рушится. Мне Роб сказал, что он в длительном рейсе из Шанхая. А на самом деле встречается с кем-то еще!

Я выбегаю из комнаты, меня рвет. Джоанна рядом, придерживает мне волосы, помогает. Иногда она любит сесть рядом и держать руку на животе, чувствуя, как шевелится ребенок. О течении беременности она знает больше меня. Я раздалась – это неизбежно, – лодыжки опухли, груди просто огромны. Я никогда не планировала стать матерью-одиночкой, я хотела семью, как у Джоанны, и ребенок был моим пропуском в счастливую жизнь. Однако Роб не намерен оставлять жену.

Тогда я решаю взять все в свои руки и заявляюсь незваной на день рождения матери. Та допускает меня только на десять минут и даже не смотрит в мою сторону. Открытка остается непрочитанной, сделанный на заказ букет брошен в раковину. Торт вызывает недовольство: «Зачем выкидывать деньги, достаточно было и обычного бисквита». Во мне вдруг что-то щелкает.

– Джоанна, я должна тебе кое-что сказать…

Роб вздергивается, бледный от ужаса, и жестами пытается меня остановить. Однако я не могу больше молчать. Слова рвутся из меня, наполняя комнату отвратительной вонью предательства.

– Я беременна от Роба. Мы любим друг друга, это его ребенок.

Сказано смело, но сама я вся трясусь. Я жду, что Роб поддержит меня, встанет рядом, обнимет… Он не двигается с места. Все застыли, словно я произнесла какое-то заклятье. Или проклятье? Джоанна, побелев, стонет, как раненое животное.

Первой приходит в себя мать. С мрачным удовлетворением на лице, будто я вручила ей самый лучший подарок на свете, она выпроваживает меня за дверь.

– Не трудись возвращаться через год, – шипит она, захлопнув дверь у меня перед носом. Роба тем не менее никто не выгоняет.

Я рожаю одна, рядом со мной не осталось ни души. Лондонских друзей и подруг я забыла, гоняясь за запретным плодом, и пожинаю теперь горечь одиночества. Сейчас главное для меня – как можно меньше травмировать вагину, она мне еще понадобится, чтобы найти другого мужчину. Сойдет это за материнский инстинкт – постараться не умереть, не изуродоваться и не остаться с порванной в лоскуты промежностью?

Больно, конечно, было, но я не отказывалась ни от каких лекарств, и понадобилось наложить всего два маленьких шва. Акушерки меня хвалили; мы вместе поплакали. Мне вручили какого-то крохотного, в пятнах куренка с прядками темных волос и крепко зажмуренными глазами. Ребенок спит в пластиковой кювете рядом с моей кроватью, а я осматриваю себя – почему я так и осталась толстой? Я-то думала, что смогу сразу же влезть в джинсы в обтяжку. По ноге стекает кровь. Этого я тоже не ожидала, как и струящегося из грудей молока. Жду, когда навестить меня придет Роб. Он не приходит. Ну и пусть. Я возвращаюсь в свою квартиру на такси, по-прежнему в широченных штанах для беременных.