Вспомни меня

Первый звоночек прозвенел, однако, уже на свадьбе. Надо признать, я была сама не своя от зависти, переживая из-за собственных обид и разочарований. Я потеряла работу и не могла больше оплачивать квартиру в Лондоне. Пришлось вернуться домой, искать пути встать на ноги. А тут приготовления к свадьбе сестры… Почему-то не я, а она оказалась на вершине жизни. Собственное жилье, машина, муж, хорошая работа. Роб, когда не был в рейсе, буквально не отходил от Джоанны – то невзначай приобнимет за плечи, то пощекочет руку, то положит ладонь на талию, собирая тарелки со стола. Я просто глаз не могла от них отвести. Почему я не смогла найти себе такого? Зависть копилась во мне все лето, и к свадьбе я вся пропиталась ее отравой. Другая радовалась бы за сестру, а меня грызло ощущение собственной неполноценности, пока мы сидели у визажиста, отпуская нелестные комментарии о погоде. И все же, когда Джоанна закружилась в пышном платье с развевающейся сзади фатой, улыбаясь всеми своими ямочками, я не могла не сказать ей, как чудесно она выглядит. Мы обнялись со слезами на глазах… а потом мать, не признававшая никакого макияжа, заявила, что нам надо взять себя в руки, или вся эта модная дрянь, которой мы раскрасились, потечет.

К банкету я совсем разошлась. Локоны развились, свисая, как листья папоротника, неудобные атласные туфли я сбросила и танцевала босиком, качая бедрами, с поднятыми руками. Я чувствовала, что на меня все смотрят, и еще больше пьянела от ветреного удовольствия. Чья-то рука обвилась вокруг моей талии, на обнаженное плечо дохнуло ароматом виски.

– Потанцуем, свояченица? – шепнул голос мне на ухо.

Я ощущала на себе взгляд Роба с той секунды, как вышла сюда, – хищный, пожирающий. Он прижал меня чуть крепче, чуть ближе к себе, чем прилично для невинного танца. Вместе мы составляли чудесную пару, и уже тогда я почувствовала, что может случиться, если только я позволю. Я пыталась бороться, но Роберт, как я узнала, в конце концов всегда получал желаемое.

Так все и началось. Первый раз был в его машине, припаркованной на обочине одной из тех проселочных дорог, которые никуда не ведут, а просто в какой-то момент теряются в зарослях. Стоило спросить тогда, откуда он знает это местечко, будто созданное для тайных любовных утех, но мне даже в голову не пришло, что я не первая, с кем он развлекается за спиной у Джоанны. Мне казалось, что между нами нечто особенное, а то, что он женился на ней, – всего лишь проделки судьбы, сбой в грандиозных вселенских планах. Если бы Роберт встретил первой меня, то к алтарю пошла бы я, а сестра стала бы подружкой невесты. В глубине души я, наверное, даже считала, что это оправдывает наш роман.

На самом деле о Джоанне я почти и не думала, целиком погрузившись в любовные безумства. Наши свидания проходили в машине Роберта, в домах, которые я должна была показывать потенциальным съемщикам, в гараже, где Роб держал старый автомобиль, который якобы ремонтировал. После неизбежных долгих отлучек я устраивала допросы с пристрастием: чем он там занимался, в дальних рейсах во Флориду и Гонконг? В ответ Роб только посмеивался:

– Да ты прямо мегера! Обожаю твою ревность. Так я вижу, что ты и вправду меня любишь.

Однако всего несколько секунд спустя он мог заговорить о Джоанне, жалуясь уже на ее ревнивость, перепады настроения и истерики. Они решились на ЭКО, и гормональная терапия буквально сводила ее с ума. По словам Роба, они практически перестали заниматься сексом.

– Мое семя она заполучила, я теперь ей не нужен. Живем, как брат с сестрой.

Джоанна рассказывала мне свою версию: Роб совсем к ней охладел, стал безразличным, на ее скачущие эмоции ему наплевать, а еще она набрала шесть килограммов. Я отвечала приличествующими случаю фразами, в глубине души торжествующе-злобно улыбаясь – не знает, ничего не знает!

Роман с Робом привязал меня к ним. Я стремилась в Ньюбери, словно мотылек на пламя, яркие огни Лондона совсем потускнели. Сняла убогую квартирку, умудрилась не только задержаться на, казалось бы, временной работе, но и получить небольшую прибавку. Я снова попала в темный круг притяжения матери, во мне внезапно проснулась долго дремавшая жажда заслужить ее внимание и одобрение. И это несмотря на протест, который порождают во мне ее ядовитые замечания и мрачное карканье: «Нельзя вмешиваться в промысел Божий! ЭКО – мерзость перед Господом. Врачей еще постигнет кара. Джоанне нужно быть хорошей женой, и Бог все устроит».

– Ты растолстела, – без обиняков заявила она однажды сестре. – Всегда чересчур много ела, даже ребенком. Смотри, как бы твой красавец-муженек не начал поглядывать на сторону.

Мне стало жаль Джоанну. Гормоны ее совершенно довели, она постоянно находилась на грани слез. Однако я была слишком малодушна, чтобы одернуть мать, и слишком эгоистична, чтобы порвать с Робом.