Вспомни меня

Когда я выхожу, Мануэла смотрит в окно, она повернута в сторону маминого парка. Интересно, беспокоится ли она о своей собственной матери – вспомнит ли ее мама, что Мануэла приезжала на шахты, или сегодняшняя ночь будет лишь еще одной тенью памяти, потерянной в пустыне?

– Что случилось? – Я сажусь на край кровати, стараясь, чтобы мои мокрые волосы не капали на одеяло. – Как так получилось, что мэр не стер тебе память?

Она пожимает плечами, как будто в этом нет ничего особенного.

– Я изображала полную наивность. Люди вроде мэра Вормана считают, что я просто глупая девчонка, у которой не хватит ума распознать лжеца, поэтому я позволила ему увидеть то, что он хотел увидеть. – Она дергает за одну из своих косичек и хлопает ресницами, повышая голос на целую октаву, пока он не начинает звучать очень звонко и громко.

– О, мистер Ворман, мне так жаль, что я вас прервала. Надеюсь, я не доставила проблем моей маме. Ей очень нужна эта работа и сверхурочные. Это так заботливо с вашей стороны – присматривать за всеми ночными работниками. Теперь я не буду беспокоиться о том, что она работает поздно, так как знаю, что вы рядом. Большое вам спасибо, что подвезли домой. Пожалуйста, передавайте Марко привет и скажите, что я надеюсь, что он чувствует себя лучше. – Она выпячивает нижнюю губу для дополнительного эффекта, затем так же быстро сбрасывает маску и одаривает меня язвительной улыбкой. – Возможно, я пожалела бы его, но, очевидно, что он ничем не лучше гремучей змеи.

– Ты шутишь. Он действительно купился на это?

– Да. Наверное, мне помогло то, что он уже считал меня просто глупенькой хохотушкой, влюбленной в его племянника. Кто я такая, чтобы это опровергать? Он немного порасспрашивал меня о том, что я видела, как долго я была там, прежде чем он меня увидел, почему моя мама вообще забыла лекарства и так далее. Но в какой-то момент, видимо, он решил, что я не представляю никакой опасности и высадил меня у моего дома. Легко и простого.

Она самодовольно улыбается. Я сажусь обратно на кровать, пораженная. Я не хочу признавать, что делала подобные предположения о ней. Но что-то подсказывает мне, что она не удивится, услышав это.

– А что насчет лекарств твоей мамы? Я видела, как ты давала ей что-то, когда обнимала ее.

– Я дала ей свой препарат – у меня аллергия на пчел, поэтому я всегда ношу его с собой. Потом я сказала, чтобы она вела себя спокойно, сказала, чтобы она не пила ничего, что ей дадут, и пообещала, что все объясню утром. Как ты думаешь, с ней все будет в порядке?

– Я не знаю, – честно отвечаю я. – Мой папа был там.

Она кивает.

– Я видела, как он уезжал. Я въезжала на вашу подъездную дорожку, когда он выезжал. Не думаю, что он меня видел. Если бы он увидел, я уверена, что он бы остановился.

Мануэла замолкает на минуту. Когда она снова смотрит на меня, ее глаза потемнели, а губы сжаты в тонкую белую линию.

– Как ты думаешь, что они там делают?

Я встаю и подхожу к окну. Передний двор – это один огромный участок тени, тянущийся прямиком в ночь. Где-то там отец, вероятно, забирает у людей воспоминания против их воли. Может быть, охранник направляет на папу оружие, а может быть, папа делает это по своей воле. Что я не могу понять, так это почему. Люди приезжают отовсюду, чтобы у них забрали воспоминания. Если бы мой отец хотел больше зарабатывать, то ему просто стоило брать больше денег за свои услуги. Вместо этого он делает скидки в обмен на их подержанное барахло, потому что хочет помогать людям. Так почему же он во всем этом участвует?

Чувствую мамино кольцо на пальце. Я тянусь к нему, кручу холодный металл по кругу. Почему-то я не могу избавиться от ощущения, что мамин несчастный случай тоже связан со всем этим. Я чувствую это глубоко внутри, как будто мама взывает ко мне из своей могилы, прося найти правду.

– Это больше не шахты по добыче меди, – наконец говорю я. Мануэла бросает на меня взгляд, который говорит о том, что она поняла эту часть истории примерно сто лет назад. – Я имею в виду, что шахты, должно быть, закрылись, как и написано в той статье. Это означает, что они, вероятно, не работают уже долгое время.

– И что тогда?

– Ты знаешь Джанис из магазина на углу? Она работала там сегодня ночью и уронила один из ящиков. – Я рассказываю Мануэле о ее приступе смеха, после того как разбились банки. Брови Мануэлы сходятся. – Я думаю, они выкапывают воспоминания из Дома Воспоминаний. Мы всегда закапывали их в пустыне, чтобы люди случайно не нашли их и не открыли. Я просто не знала, что мы закапываем их возле шахт.

– Что случится, если кто-то их откроет?

Я пожимаю плечами.

– Они выпустят воспоминание, и тогда им придется почувствовать все, что чувствовал тот человек, – всю его печаль и боль. Это было бы довольно ужасно.

– Но ты сказала, что Джанис вела себя так, будто она была счастлива после того, как банка разбилась, так что это не имеет никакого смысла. – Мануэла хмурится. – И вообще, что мэру толку от печалей людей?