– Я не знаю, но я нашла это, когда уходила. – Я подхожу к своей тумбочке, чтобы показать ей банку, которую я вытащила в пустыне. Но когда я подношу ее к свету, я замечаю нечто странное.
Обычно воспоминания выглядят как клубящийся серебристый туман с темным облаком в центре. Но сейчас мерцающий туман висит в верхней части банки. На дне – что-то черное и похожее на осадок. Как будто воспоминание разделилось на две части: самая светлая часть всплыла наверх, а самая темная опустилась на дно.
Меня осеняет.
Я всегда думала, что мы забираем у людей печали. Но дело ведь не совсем так, да? Воспоминания не состоят только из одного чувства. Чтобы сердце разбилось, оно должно сначала полюбить. Прежде чем кто-то потерпит неудачу, он должен поверить в возможность успеха. Плохое приходит вместе с хорошим, как две стороны одной медали. И чтобы полностью избавиться от бремени, люди, которые приезжают в Тамбл-Три, чтобы забыться, должны оставить и хорошее вместе с плохим.
Но каким-то образом эти две части были разделены.
Я снова подношу банку к свету, дивясь мерцающему серебру, которое витает прямо под крышкой; завитки поднимаются вверх, словно просясь наружу. Присмотревшись, я вижу, что черный осадок тоже движется, но едва заметно. Как будто он придавлен и слишком тяжелый, чтобы двигаться.
Я вспоминаю баночки, которые нашла в папиной комнате, и ту, с ярко-желтой этикеткой и старомодным текстом:
Мое горло сжимается, осознание врезается в меня, как кулак.
– Я знаю, что мэр делает на шахтах.
29
– Пора вставать! Вы, девочки, не можете проспать целый день. Люси, мне нужна твоя помощь с посетителями.
Мануэла стонет. Я поднимаюсь, чтобы накрыть голову подушкой, но Виви выхватывает ее.
– Довольно. Я приготовила вам завтрак, девочки. Вставайте, пока я сама не потащила вас вниз.
Как только Виви уходит, Мануэла переворачивается, чтобы посмотреть на меня.
– Она чудовище.
– Ты и половины не знаешь. Лучше просто делать то, что она хочет. Пойдем.
Мы спускаемся по лестнице, запах яичницы и бекона манит нас вперед.
– Как прошла ваша ночевка? – Виви ставит тарелку с беконом на стол и движением руки приказывает садиться. Она улыбается, когда произносит это, но ее глаза остаются равнодушными, и в ее голосе слышатся нотки, которые я очень хорошо знаю. Она чем-то рассержена.
– Отлично, – отвечаем мы обе в унисон и обмениваемся измученными взглядами. Виви прищуривается.
– Что вы делали прошлой ночью?
Я быстро запихиваю в рот кусочек бекона, чтобы повременить с ответом.
– Ну, вы знаете, – говорит Мануэла, – обычные вещи.
– Нет, я не знаю. Просветите меня. – Виви ставит на стол тарелку с яичницей и кувшин сладкого чая. Она смотрит на меня, когда ставит это все на стол.
– Девчачьи разговоры. Журнальные тесты. Педикюр. В общем, стандартные развлечения ночевок. – Мануэла тянется за чаем, улыбаясь Виви блаженной улыбкой.
– Педикюр? Звучит заманчиво. А почему у Люси не накрашены ногти на ногах?
Мануэла быстро переводит взгляд на мои босые ноги, и я успеваю заметить кратковременную вспышку паники, прежде чем она прячет ее за закатыванием глаз.
– Я пыталась, но вы же знаете Люси. Я принесла только синий лак, и она отказалась, заявив, что синие ногти на ногах – это то же самое, что татуировки на лице.
– Понятно. – Виви выдвигает стул напротив меня и садится. – Это было до или после того, как вы улизнули из дома?
Мануэла подавилась кусочком бекона. Я открываю рот. Закрываю. Холодные пальцы паники ползут по моей шее. Откуда она знает? Мэр Ворман сказал ей?
Виви поднимает руку, чтобы прервать нас, пока мы обмениваемся взглядами.
– Даже не пытайся отрицать это. Я точно знаю, что вчера вечером, уходя домой, я включила сигнализацию. А сегодня утром, когда я пришла, она была так удачно отключена. Потрудитесь объяснить, как это произошло?
Черт. Я совсем забыл активировать сигнализацию.
Тут до меня доходит, что сигнализация никогда не предназначалась для того, чтобы кто-то не забрался в дом, а скорее для того, чтобы я не смогла выбраться.
Мануэла пинает меня под столом, и я понимаю, что теперь моя очередь отвечать. Я быстро запихиваю в рот еще еды.
– Откуда ты знаешь, что это был не папа? – Я говорю между укусами, стараясь не смотреть в глаза.
Мануэла вздыхает и ставит стакан с чаем. Ее лицо меняется, и я думаю, не получу ли я на бис представление, которое она разыграла перед мэром прошлой ночью.
– Это была я, – говорит она, ее глаза круглые и невинные. – Мне очень жаль. Моя мама работала в ночную смену на шахтах и забыла таблетки. Я волновалась. Я знаю, это звучит глупо, но я пошла туда, чтобы отдать ей лекарство. Я не хотела волновать Люси, поэтому ушла, когда она уснула. Я не думала, что кто-то заметит.