Вспомни меня

Женщина из Оклахомы отпускает мою руку, и я падаю назад, тяжело приземляясь на пол. Гостиная снова проплывает перед глазами – сначала камин, затем выцветшие диван и кресло и, наконец, лицо женщины из Оклахомы.

– Боже мой! – Женщина тяжело дышит и смотрит на меня.

У меня нет слов.

– Как я могла хотеть забыть его? Он был моим всем. Как я могла так поступить? – Она рыдает, ее тело раскачивается из стороны в сторону, как будто она едва может удержаться в вертикальном положении. Слезы текут по ее морщинам и капают с подбородка. Она наклоняется вперед и закрывает рот руками, чтобы помешать глухим стонам вырваться наружу. – Мне так жаль, – шепчет она. – Мне очень, очень жаль. Я так по нему скучала, но я никогда не должна была этого делать.

Я поднимаюсь с пола, все еще немного пошатываясь от того, что только что произошло.

– Мэм, вы в порядке? – Я протягиваю руку, чтобы дотронуться до нее, но потом отдергиваю ее. Что, черт возьми, только что произошло? Что это было?

Она еще несколько секунд держит руки у рта, пока всхлипывания не переходят в тихие вздохи.

– Мне очень жаль. О боже. – Еще больше слез скатывается по ее лицу, но она улыбается мне. Ее кожа выглядит розовее, чем когда она только приехала, а глаза выглядят более ясными. – Думаю, теперь все со мной в порядке. Я просто так сильно по нему скучала, до боли. Я не думала, что смогу так скучать по нему и продолжать жить дальше. Вы понимаете, не так ли?

В основании моего черепа раздается низкий гул, когда то, что она говорит, начинает вставать на свои места.

– Спасибо тебе, дорогая. Спасибо, что вернула мне моего Патрика. Я думала, что не смогу жить без него, но оказалось, что я не могу жить без памяти о нем – он слишком большая часть меня, даже если его больше нет. Без него я только половина себя, а теперь вы снова сделали меня цельной. Спасибо, что вернули его домой.

Жужжание в моей голове становится все громче, как будто цикады с улицы заполонили дом. Последние несколько тренировок с папой нахлынули на меня в буйстве красного, зеленого и синего цветов.

Когда я в первый раз попыталась забрать у него воспоминание о сэндвиче с тунцом, я думала, что у меня не вышло. Но я видела это воспоминание, зеленое от сожаления и безошибочно реальное, не так ли? А потом папа сказал: «Я все еще отчетливо все вижу у себя в голове, ясно как день. И остро».

Когда я увидела его во второй раз, он смотрел на фотографию мамы, пытаясь вспомнить, какую шутку он рассказал ей, чтобы она улыбнулась. Мне не удалось заставить его забыть сэндвич и в тот день тоже, но он вспомнил шутку после нашего сеанса. «Я вспомнил, что я сказал твоей маме, чтобы рассмешить ее в тот день! Какая любимая буква пирата?»

Я думала, что потерпела неудачу. Я думала, что не смогу забирать воспоминания. Но это было совсем не так, правда ведь?

Я прочищаю горло, боясь задать вопрос, но отчаянно желая услышать ответ вслух.

– Что именно вы имеете в виду, говоря «я вернула его вам обратно»? – Слова с трудом прорываются сквозь гул в моей голове. – Что, по-вашему, я сделала?

Она вытирает щеки тыльной стороной ладоней и смотрит мне прямо в глаза, как будто это я сошла с ума.

– Это часть того, чем вы занимаетесь? Могу я назвать это частью мозговой терапии или что-то в этом роде? – Она смотрит на что-то позади меня и встает, пожимая плечами. – Хорошо. Ладно. Я пришла сюда, чтобы стереть память о моем муже после его смерти, потому что я трусиха. Мне было слишком больно вспоминать о нем. – Она снова переводит взгляд на меня и поднимает подбородок, как будто ей нужно что-то доказать. – Тогда вы заставили меня вспомнить его снова и помогли мне понять, какую ошибку я совершила, стерев его из памяти. Спасибо.

– Люси сделала что?

Я оборачиваюсь. Папа стоит в конце коридора, волосы торчат в разные стороны. Его рот широко открыт, глаза широко раскрыты. Я понятия не имею, как долго он там стоит, но выражение его лица говорит мне, что он услышал достаточно. Он знает.

Отец был неправ. Причина, по которой я не могу заставить людей забывать, не в том, что мне нужно больше практики. А потому, что я не могу заставить людей забыть.

Я могу заставить их вспомнить.

Я еще раз смотрю на пораженное лицо отца и делаю единственное, о чем могу думать.

Я бегу.

31

Я срываю велосипед с того места, где я его оставила, у стены дома, и с разбегу залетаю на него.

– Люси, пожалуйста! Ты должна меня выслушать. Вернись!

Папа позади меня, кричит так громко, что, наверное, весь город слышит. Его шаги раздаются по веранде и гравию дорожки, но я не оглядываюсь назад. Я не могу. Я не хочу видеть ужас на его лице и пытаться понять, что это значит.

Я проскакиваю мимо цепи, блокирующей подъездную дорожку, мимо ряда машин, ожидающих, когда их впустят внутрь. Кто-то кричит, чтобы я открыла ворота, но я продолжаю крутить педали. Мимо почтового ящика, мимо маминого парка, мимо кактусов, выстроившихся вдоль дороги.