Вспомни меня

Марко снова нажимает на газ, и шины визжат, когда мы сворачиваем на главную улицу. До въезда на шоссе остается около мили, но туда ведет только одна дорога, и она проходит прямо через центр города – на виду у всех, кто может следить за машиной Марко. Сколько людей работает на мэра? Сколько людей он может послать за нами?

Марко не снижает скорость, несмотря на действующее тридцатимильное ограничение скорости.

Его пальцы вибрируют на руле. Мое сердце колотится в груди. Мануэла, должно быть, чувствует напряжение, потому что она держит рот на замке, ее глаза каждые несколько секунд встречаются с моими в зеркале заднего вида.

Мы проезжаем мимо «Дэйри Куин», кондитерской «Пэттис Пай», «Доллар Дженерал», прачечной. Беседку на главной площади. Дорогу, ведущую к Миракл-Лейк. Возле киоска с мороженым «У мистера Уиткома» выстроилась очередь из детей, ожидающих свои разноцветные кусочки льда и не подозревающих о секретах, скрывающихся в пустыне Тамбл-Три. У скольких из них родители проводят ночи на шахтах, а потом возвращаются домой и не помнят, что произошло? Сколько из них находятся на пути к тому, чтобы стать такими же, как Мисси и мистер Льюис: пустыми оболочками тех, кем они когда-то были? Сколько моих одноклассников пойдут работать в будущем на шахты и потеряют самих себя во время этой работы?

Впереди появляется выезд на главное шоссе. Я впиваюсь пальцами в сиденье, чтобы не дрожали руки. Я все время смотрю в окно, ожидая увидеть черный отблеск автомобиля мэра Вормана, ревущего позади нас.

«Юкон» выезжает на шоссе и набирает скорость. В зеркале заднего вида Тамбл-Три уменьшается. Никто не едет за нами. Марко тянет руку через сиденье и берет меня за руку.

Мы это сделали.

Я облегченно выдыхаю. Все кажется слишком хорошо, чтобы быть правдой. Марко ухмыляется и открывает окно, впуская в салон теплый воздух. Моя рука снова пульсирует от боли, я почти забыла о ней, но теперь боль вернулась – резкое напоминание обо всем, что у меня отняли, обо всем, что я никогда не смогу вернуть.

Мануэла просовывает голову между сиденьями.

– Кто-нибудь скажет мне, в чем смысл этого драматического побега, или мне придется догадываться самой? И что случилось с твоей рукой? – Она морщит нос от засохших следов крови.

– Кажется, у меня есть аптечка в бардачке. – Марко тянет руку через меня и открывает бардачок, роясь там. Он достает пачку салфеток и протягивает их мне. – Черт, она должна быть в багажнике. Прижми их пока к ране. Мы очистим ее, как только остановимся. Болит?

– Не очень, – вру я.

Мануэла прочищает горло.

– Алло! Объяснения, пожалуйста?

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на нее. Несмотря на ехидство в ее голосе, я вижу страх в ее широко раскрытых глазах.

– Я не могу заставить людей забывать, как мой отец, – выпаливаю я.

Я прижимаю салфетки к пульсирующей ладони, используя это как причину не смотреть на Мануэлу, пока я объясняю все, что произошло с тех пор, как она ушла сегодня утром. Я опускаю ту часть, где я разбила зеркало Марко и перехожу к Виви, прибытию мэра и нашему побегу.

– Значит, ты можешь вернуть мне мои воспоминания, если их забрали? И мамины?

Я пожимаю плечами, кивая.

– Да, думаю, да. Я имею в виду, это сработало на Марко и женщине из Оклахомы. Нет причин, почему это не должно сработать и с тобой.

Это не работает только на мне.

– А как насчет моей abuela? Как ты думаешь, ты сможешь исправить то, что мэр сделал с ней?

– Я не знаю. Может быть. – В моей груди разгорается надежда. Могу ли я исправить то, что было сделано с мистером Льюисом и Мисси?

– Как это работает? Ты можешь сделать это сейчас?

– Почему бы тебе не подождать, пока мы остановимся? – говорит Марко, включив поворотник, чтобы подать сигнал о смене полосы движения. – Я хочу проехать немного подальше, но скоро мне понадобится бензин. К тому же нам нужно промыть этот порез.

Я бросаю взгляд на приборную панель. Стрелка бензобака висит чуть выше отметки «пусто». Я понятия не имею, какой расход топлива у «Юкона», но, судя по его размерам, нам недолго осталось до того, как придется остановиться на обочине. Я мысленно возвращаюсь к словам Виви о том, что было в последний раз, когда мы пытались сбежать, – они поймали нас до того, как мы покинули город, или после? Как далеко заходит влияние мэра?

Впереди простирается широкое и черное шоссе, пар клубится над ним из-за жары. Сколько раз я представляла себе, как еду по такой же дороге и в такой же день, как этот, оставляя Тамбл-Три пыли и ящерицам, как всегда говорила мама?

Мама. Мое сердце замирает.

– Так… ты все помнишь, Марко? – Голова Мануэлы снова высовывается между сиденьями. – Ты знаешь, что происходит?

Марко мрачно кивает. Его кадык ходит вверх-вниз. Он смотрит в зеркало заднего вида, как будто проверяет дорогу, но я вижу, что он тянет время.

В моей груди возникает острая боль. Он знает правду; ему не нужно ждать, пока кто-то другой ему расскажет.

– Люси, я должен тебе кое-что сказать. То, что мы с тобой выяснили до того, как они стерли наши воспоминания: об этом городе и о том, что делает мой дядя.