Вспомни меня

Он бросает на меня взгляд, чтобы убедиться, слушаю ли я. Я вся внимание, но во рту пересохло, из-за чего трудно говорить. Поэтому я киваю.

– Хорошо, ты знаешь, что в шахтах раньше была медь? Это то, что привело многих людей в Тамбл-Три в первую очередь десятилетия назад. Ну, когда шахты закрылись восемь лет назад… Я думаю, многие люди были вынуждены уехать из города, потому что не было достаточно работы. Но мой дядя был против – он продолжал нести всякую чушь о том, что это наследие нашей семьи – держать город в безопасности, и что он не может быть мэром, который позволит городу разрушиться после того, как столько поколений мужчин семьи Ворман помогали ему процветать.

– Он стал исчезать на несколько дней подряд, ночевать в пустыне и говорить всякую чушь о том, что Тамбл-Три – это последний оплот старых добрых времен и что его работа – спасти это место. Но однажды он вернулся и сказал, что нашел кое-что в шахтах, что у него есть идея, как сохранить работу для жителей Тамбл-Три, используя при этом главную достопримечательность города – Дом Воспоминаний. Он сказал, что собирается спасти город.

– Он, должно быть, выкопал сосуды с воспоминаниями, – говорю я. – Наверное, он обнаружил, что в пустыне хорошие воспоминания отделяются от плохих.

– Подожди, я думала, что твой отец забирает только плохие воспоминания?

– Я тоже так думала. Но потом я поняла, что каждое плохое воспоминание каким-то образом связано с хорошим. Мой отец не может стереть плохие воспоминания, не стерев и хорошие. Он должен забрать оба.

– Так как же тогда воспоминания разделяются? – Мануэла снова просовывает голову между сиденьями.

Марко пожимает плечами, глядя вперед на черную ленту дороги.

– И моя мама, и папа Люси думают, что это может быть как-то связано с жарой Тамбл-Три. Это в первую очередь привлекло сюда твою семью, Люси.

Марко смотрит на меня, как будто проверяет, не самовоспламенилась ли я от избытка информации, которую я, конечно же, не помню.

– Самое странное, что, когда мой дядя попытался забрать воспоминания из Тамбл-Три, они начали сливаться воедино – светлое с темным. Что-то есть в этом месте, какая-то магия, которая позволяет разделять счастье и печаль.

Я думаю о фотографии прапрапрадедушки Миллера, которая висит в папином кабинете над его столом. Когда я росла, папа рассказывал мне истории о том, как строился Дом Воспоминаний все эти годы. Кирпичик за кирпичиком мой прапрапрадедушка находил способ начать жизнь с чистого листа в Тамбл-Три, как будто все, что он сделал в своей жизни, привело его в это маленькое убежище в пустыне. Кирпичик за кирпичиком формировалось наследие моей семьи.

Он бежал от своих собственных печалей, порожденных войной, – многие тогда бежали. Но его тяготы преследовали его по всей стране и привели в место, настолько далекое от цивилизации, что оно было почти забытым, пока он не нашел его и не оживил. Его влекло в Тамбл-Три, как будто его призвала сама пустыня. Это было идеальное место для человека, готового начать все с чистого листа, идеальное место для того, кто хочет забыть о своих тяготах. Должно быть, здесь, в пустыне, было что-то волшебное, что-то, что позволяло ему не просто выслушивать людские проблемы, а помогать им исчезать. И когда он обнаружил, что может вытягивать из людей печаль, он задумался, может быть, именно поэтому пустыня изначально звала его. Поэтому он стал приглашать людей в Дом Воспоминаний, чтобы снимать с них бремя. А потом, когда слух о Доме Воспоминаний и семье Миллеров распространился, люди стали съезжаться отовсюду, чтобы забыть.

Я закрываю глаза.

Это не могло быть то, чего он хотел. Это не могло быть тем, что он задумал, когда строил Дом Воспоминаний. Мы происходим из рода эмпатов, из рода людей, стремящихся помочь. То, что происходит в Тамбл-Три, – это не помощь людям. Больше нет.

– Подождите. – Глаза Мануэлы сверкнули в зеркале заднего вида. – Если твой отец забирает воспоминания людей, кладет их в банки и закапывает в пустыне, как ты можешь их восстанавливать? Разве тебе не нужно получить те банки, прежде чем возвращать воспоминания людям?

Я пожевываю губу и смотрю в окно. Пустыня проносится мимо; спутанные кусты, колючая груша и юкка сливаются в пыльно-зеленое пятно под голубым небом. Это напоминает мне цвета, которые я видела, когда заставила Марко и женщину из Оклахомы вспомнить. Я чувствовала их эмоции, как воду, льющуюся из крана, как калейдоскоп надежд и страхов, наполнявших меня. Может быть, воспоминания никогда не стираются. Может быть, они просто спят, потому что их отделили от эмоций, способных делать некоторые воспоминания самыми важными. Может быть, я на самом деле не заставляю людей вспоминать – может быть, я возвращаю им их эмоции, чтобы они могли снова почувствовать свои воспоминания.

Я сглатываю, чувствуя правдивость этих мыслей. Вижу, как разноцветные эмоции проносятся мимо, когда я вспоминаю мысли отца, Марко и женщины из Оклахомы.