Потом, когда всеми правдами и неправдами мне всё-таки удаётся соблазнить расчётливого и упёртого Вожака первой ложкой, а за нею и второй, и пятнадцатой, я понимаю, что ошиблась: самое прекрасное в мире находится не в тарелке с оленями. Самое желанное почти всегда прямо передо мной, но увидеть его можно только в те моменты, когда тёмные тучи его вечно пасмурного настроения рассеиваются, и из-за них на время выглядывает его игривое лицо. Я таю в такие моменты. Забываю о еде, об опасности, о болезни и страхе, о трудностях и сложностях. Всё, что я вижу – сощуренные глаза цвета крепкого кофе, губы, скулы, чёрные пряди волос.
Глава 9. Остров тепла и уюта
– Ты какую себе выбрала?
Я не ожидала вопроса. Думала, вернее, не сомневалась даже, что мы будем спать, как обычно, вместе. Его нежелание делать это может быть только следствием произошедшего на поляне, не иначе. Хоть он и утверждал не далее, как час назад, что отсутствие у меня сексуальности с лихвой восполняется заслугами на совсем ином, «опасном» уровне.
– Ну логично же, – рассуждаю я вслух, – что бо́льшему по размеру человеку будет удобнее на бо́льшей по размеру кровати.
Он кивает – ему тоже никогда не требуется объяснять дважды – и принимается двигать кровати.
– Что ты делаешь? – вопрошаю.
– Меняю их местами. У трубы тебе будет теплее.
– А ты?
– А мне и так нормально.
Очень плохо, что тебе «и так нормально». Я собираю всю волю в кулак, чтобы не скомпрометировать себя, не дай бог не показать, как сильно меня расстроило это его: «Ты какую себе выбрала?».
Я впервые в жизни – в осознанной, по крайней мере – укладываю голову на подушку. Вот, что означает удобно! Вот, что означает тепло и уютно! Но сна всё равно нет. Разве можно ему быть, когда у другой стены в гордом одиночестве лежит так сильно мне необходимый, пахнущий земляничным мылом человек?
– Холодно, – жалуюсь.
Но он делает вид, что не слышит. Упёртый, со скверным характером, мстительный Вожак.
И в качестве последней попытки воззвать к его совести я громко вздыхаю.
– У меня кровать шире, – тихо предлагает он.
Меня не нужно приглашать дважды. Особенно, когда я осознаю свою оплошность и остро нуждаюсь в том, чтобы она была исправлена.
Дождь порывами хлещет по толстому стеклу, ветер подвывает где-то у самой верхушки маяка, но самое страшное – мощные удары волн о стену скалы, на которой стоит его башня. Их сила так велика, что пенистые брызги иной раз долетают до окна и стекают по стеклу, словно оно – иллюминатор какого-нибудь корабля.
Я поднимаюсь, чтобы перелечь к Альфе, но прежде решаю заглянуть в окно. Видно, как ни странно, очень хорошо: и сизое небо, и тёмную бездну океана и то, с какой мощью разбиваются его массивные волны у самого подножия, как со скоростью взлетает кверху вода.
– Обалдеть… – шёпотом восхищаюсь я и разворачиваюсь, чтобы позвать Альфу полюбоваться на стихию, разделить мой восторг.
Но произнести не могу ни слова, из-за того, как он на меня смотрит. Его поза – он полулежит, заложив одну руку за голову, а второй почему-то вцепившись в край кровати – ни о чём существенном мне не говорит.
– Что? – спрашиваю.
– Нам нужно поговорить, – объявляет он, и мне даже видно, как блестят в полутьме его внимательные глаза.
Внезапно я понимаю, что стою в одних трусах и футболке, хотя чего он у меня не видел, если задуматься? Я спокойно подхожу и усаживаюсь на край его кровати.
– Там страшно красиво снаружи, – сообщаю ему. – В смысле, и страшно, и красиво в то же время.
– Так бывает, – согласно кивает он и тоже поднимается. – Ты же… слышала, что сказала Альфия?
– Когда?
– Вчера.
– Она много чего говорила.
– Ты знаешь, о чём я.
– Нет, не знаю, – вру, конечно, но зачем вообще он затеял этот разговор?
– Я не хочу недосказанности и ненужных мыслей. Никаких дрязг не хочу, не хочу ничего плохого между нами, тем более если это плохое – чьё-то враньё. То, что она сказала – ложь. Никогда этого не было.
– Не было? – как попугай повторяю я.
– Ну, если только я был без сознания. Но насколько помню, оно всегда было при мне, а сплю я чутко.
Альфа сморит в глаза, и мне не нужны его объяснения.
– Знаешь, – говорю ему шёпотом, – мне мальчик приснился. Лет десяти… может, одиннадцати. Несколько раз это было.
Его глаза загораются, поэтому я продолжаю:
– Этот мальчик вечно куда-нибудь лезет – ну просто в каждой дырке затычка – и вечно что-нибудь добывает: то ящерицу, то паука, то медузу, то яблоко с самой макушки дерева. И всё это – всю свою добычу он приносит мне: и морского конька, и маленькую рыбку, и огромного оранжевого краба с четырьмя круглыми пятнами, и жёлтый кривой цветок с самой вершины полуразвалившейся стены старинного жёлтого замка. Никому другому не приносит, только мне! Я собираю все его трофеи… все достижения и… успехи.