Мне не приходило в голову, что он может вот так легко меня обезвредить во всех смыслах. Я не могу пошевелиться, и сказать мне теперь тоже нечего.
Остаётся только спрашивать, пока отвечают:
– И много меня?
– Очень.
– Какая я?
– Непреодолимо… сексуальная.
– Ещё какая?
– Нежная. Очень…
От его слов у меня мурашки и жар… везде.
– А в жизни? – пытаюсь себя остудить.
– Ты будешь смеяться, – неожиданно ухмыляется он, – но это всё, что я помню.
– Серьёзно? Секс – это всё, что ты помнишь?
– Угу.
Можно было оставить себе одно воспоминание – кажется, так Рэйчел говорила? А как же выживание? Помнил он или на ходу соображал? А секс… он ведь в темноте случается, как я обратила внимание в лагере.
– А ты точно уверен, что это я? – делюсь сомнениями.
Альфа приближает своё лицо и целует в губы с таким чувством, что я на мгновение забываю обо всех так сильно волнующих меня вопросах.
– Вот в такие моменты, как этот, абсолютно уверен, – отвечает он, отпуская мои запястья, а за ними и ноги. – Но, когда ты не слушаешь меня, кричишь, ругаешься, обижаешь, я начинаю сомневаться.
Я понимаю, к чему он клонит.
– А когда откидываешь мои руки – эти сомнения становятся непреодолимыми.
– Это называется манипуляцией. Если хочешь заняться сексом, так и скажи – возможно, я буду не против. Но я для себя выяснила одно: там было темно, и ты наверняка не уверен, я в твоих эротических воспоминаниях или не я, так что вполне вероятно, что мы никакая не пара, и по возвращению домой тебя ждёт жена с тремя детьми.
– А почему не тебя – муж с тремя детьми?
– Это полностью исключено. Я совершенно точно не замужем.
Мгновение в нашей комнате царит тишина, и почти сразу её рассекает такой неудержимый, что я бы даже сказала вопиюще непристойный хохот, лишённый не то что всякой деликатности, но и вообще элементарной воспитанности.
Насмеявшись и отдышавшись от собственного веселья мне, в конце концов, выдают распоряжение:
– Спи уже, не жена!
Но я не могу уснуть. Кто, вообще, способен уснуть после такого? В маленькое окно маяка снова тарабанит косой дождь, шум беспокойного океана почти у его подножия должен либо вселять страх, либо усыплять – это уж кому как, но у меня в голове все мысли… об этом. О том, что ощущали мои пальцы.
Я тихо, так тихо, что сама себе не верю, прошу:
– Покажи мне, что такое «больше»…
И в ответ получаю:
– Спи, Седьмая.
Я не Седьмая. И он прекрасно об этом знает. А я, не имея представления, что делаю, и кто меня ведёт, прижимаюсь губами к его шее на затылке – он лежит на животе, лицом к окну, макушкой ко мне. Мои пальцы зарываются в его волосы и гладят их так, как мне уже очень давно хотелось. Потом, опять же, слушая нечто настойчивое внутри себя, я прихватываю кожу на его шее зубами. В этом месте, где шея соединяется с его плечами, она солёная на вкус, но по всему моему телу расходятся импульсы приторной сладости и опадают внизу живота требовательным давлением.
Он сказал, секс – это когда ты прикасаешься, чтобы сделать себе приятно, а тому, другому, от этого приятнее вдвойне. Почему же дышать ему сейчас так сложно, если он спокоен, ни в чём не заинтересован и единственное, чего хочет – это отправить меня спать?
Наконец, он разворачивается на спину и смотрит на меня. Света нет совсем, это не лунная ночь, и даже звёзд нет, чтобы помочь мне увидеть выражение его лица. Как, впрочем, и ему не узнать, что на моём...
А может, это и к лучшему?
Я склоняюсь к его животу и, схватив зубами край футболки, отодвигаю её в сторону. Шумный выдох я принимаю как знак одобрения и позволение не останавливаться – прижимаюсь губами и языком к его голой коже. От её запаха я начинаю с трудом соображать и тоже сильно пахнуть.
Его ладонь на моей талии, рёбрах. Она сжимает вначале осторожно, потом сильнее, чем тогда, в поле. И это не просто приятно, если позволить себе… ему… нам, как он и обещал, а будоражит так, что у меня не только кожу вспучивает, но и грудь на самых своих кончиках ведёт себя вызывающе. Он ласково гладит её большим пальцем и стонет, но не тихо, как в прошлый раз, а вполне себе громко.
А потом произносит слово, точнее оно из него вырывается с протяжным выдохом, поэтому я и не могу разобрать, что же он сказал, да и не до того мне.
Его ладонь снова на моём животе, и направление её движения теперь далеко не грудь. Я замираю от понимания – теперь его черёд «исследовать» меня. Эти прикосновения возводят уровень моих знаний о человеческом взаимодействии в новую степень – магии. И он был прав: я точно умру, если он остановится или хотя бы прервётся.
И именно поэтому движения его руки не прекращаются, а замедляются. Что странно, от этой замедленности пространство вокруг меня сжимается и становится ещё гуще, я ощущаю пульсацию в своих висках и кончиках жадных, гладящих его пальцев. Маленькая комната слышит новый стон, на этот раз не мужской.
– Больше… – прошу его шёпотом в губы.
Он замирает. Похоже, решение «не здесь» и «не сейчас» даётся ему с трудом.
– Возьми… – также шёпотом и тоже в губы приглашает он меня.