Я открываю глаза. Альфа не просто одет, на нём все его тёплые вещи: и толстовка, и куртка. Всё, что есть из тёплой одежды у меня, лежит на его коленях. Он недолго смотрит в глаза, потом кивает на пол, где стоят оба наших рюкзака. Именно стоят, как два солдата, готовые к бою.
– А Цыпа? – спрашиваю.
– Она вернётся в лагерь.
Меня удивляет та уверенность, с которой он обозначил Цыпину судьбу, словно дело это решённое в согласии с ней, давно обдуманное и утверждённое, и вот ей только и всего-то, что осталось добраться до лагеря самой.
Тем не менее, я поднимаюсь, всё ещё не до конца проснувшись и с трудом веря в происходящее. Альфа подаёт мне одежду и помогает одеваться. Это неожиданно, учитывая все прошлые дни, когда всё наше взаимодействие заключалось лишь в том, что ночью мы занимали одну постель и были при этом весьма и весьма аккуратны, чтобы не прикоснуться один к другому.
– Спускайся потихоньку, ладно? – предупреждает Альфа, медленно и беззвучно застёгивая молнию на моей куртке.
К тому времени, когда мы оказываемся внизу, в окне уже виднеется синева занимающейся зари – Альфа рассчитал всё с точностью до минуты.
Цыпа крепко спит на матрасе от кровати, брошенном на пол у камина. Выдворенная с верхнего этажа, одинокая, во сне она выглядит ребёнком-подростком. Её белокурые волосы, неспособные хоть сколько-нибудь серьёзно отрасти, смешно торчат в разные стороны.
Я замираю на месте, глядя на неё, и на душе у меня становится тяжко-тяжко. Альфа, словно почувствовав это, берёт меня за руку, и тепло его ладони действует как транквилизатор.
Он почти бесшумно открывает дверь, моё лицо обжигает холод и сырость раннего утра, полумрак ещё только зарождающегося дня. Мои ноги не хотят двигаться. Не хотят покидать тепло и безопасность ради призрачного шанса обрести то, о чём я даже не имею понятия. Он хочет вывести нас к людям, а есть ли они? Кто они? Почему мы всё-таки очутились здесь?
Но мою ладонь сжимает другая – горячая, крепкая, сильная. И я повинуюсь, шаг за шагом повторяю его осторожную поступь. Вот и конец лестницы, вот и тропинка, по которой мы ходили, чтобы проверить улов в ловушке для крабов, а вот по этим камням пробирались к лесу и кустарнику, чтобы сбегать в туалет.
Но я плохо всё это вижу, осознаю только краем сознания, потому что эта картина – пол, матрас, девушка с короткими волосами – так глубоко царапает меня изнутри, что я жмурюсь. Мы оставляем её совершенно одну, и у меня от этого тянущая занудная боль. Беременная, дойдёт ли она до лагеря? Что если попытается нагнать нас и потеряется? Покалечится?
Однако решение принимать не мне: мы обе беспомощны, слабы, мы обе – обуза для него. Сам по себе он уже давно бы преодолел любые расстояния, вышел к любой нужной ему точке. Он легко прокормит себя, защитит от диких зверей, найдёт пригодный ночлег. Сам себя, но не нас троих. Он может выбрать только одну.
И это тот момент, когда я не выдерживаю. Господи, меня аж бросает в жар от того, насколько неправильно то, что мы делаем. Что
– Стой! – практически кричу ему.
– Что?
– Я так не могу!
– Как?
– Это не я, Альфа.
– Что значит, не ты?
– Я не та девушка, которую ты ищешь. Не та… не твоя, понимаешь?
Одному богу известно, сколько душевных и физических сил уходит у меня на то, чтобы сейчас не разрыдаться.
– И с чего вдруг такое умозаключение? – не без сарказма интересуется он, наконец, остановившись.
– Я нашла твои кольца. Прости. Я не нарочно… когда вещи твои стирала, выпали часы…
Он стоит как вкопанный и смотрит в упор.
– И что дальше?
– Ну… ты прости, не надо было этого делать, но уж лучше так… теперь я… мы знаем…
– Знаем что?
– Ну… я же померяла то, что поменьше. Оно не моё.
Мне, наконец, хватает духу посмотреть ему в глаза – наверное, потому что сбросила тяжесть с плеч.
Что странно, он не удивлён, не ошарашен. И даже не озадачен. Что это в его глазах?
Насмотревшись на меня растерянную и душевно растрёпанную вдоволь, Альфа снимается с руки часы. Откручивает крышку, в его ладонь выпадают таблетки и кольца – оба снова на месте.
Он аккуратно берёт меньшее кольцо и протягивает мне.
– Надень.
Я качаю головой. Не хочу больше даже прикасаться к нему.
– Надень! – уже требует он, и я отчётливо слышу в его тоне раздражение.
А! Начало доходить, наконец, очевидно.
– Это Цыпино. Оно её размера, – считаю нужным ему сообщить.
– Надень! – теперь уже, кажется, сцепив зубы, требует Альфа.
– Да что ты заладил! – кричу на него. – Надень, да надень! Так сильно унижения моего хочется, да?!
– Какого ещё унижения? – только и успевает спросить он.
Я натягиваю проклятое кольцо на свой безымянный палец – пусть убедится сам, раз так ему этого хочется. И оно конечно болтается, как не своя юбка.
Он спокойно сбрасывает рюкзак на сухую траву, хватает мою руку, стряхивает с неё кольцо, и замирает на мгновение. Я смотрю в его глаза и не пойму, что происходит: на его лице совсем не те эмоции, какие на нём должны быть.