Вспомни меня. Книга 2

– Она хотела… – его голос едва слышно, словно он не уверен в том, стоит ли ему, вообще, это говорить. – Хотела иметь со мной секс и спросила, не против ли я, что у неё месячные, некоторым, мол, это не нравится. Видно, забыла, что в нашей памяти она «беременная».

Он то ли ухмыляется, то ли с трудом сдерживает раздражение.

– Тебе очень нужен секс? – как-то сам собой выпадает из меня вопрос.

Альфа на мгновение теряется, но потом почти сразу признаётся:

– Да, мне нужен секс. Как и любому человеку. Но я же не животное, чтобы…

– У вас это с Цыпой было?

И вот теперь он умолкает надолго, но в глаза смотрит не отрываясь, хоть и хмуро.

– Знаешь… ты, бывает, очень больно бьёшь… когда словами, когда действиями. Я привык, и, наверное, уже нашёл в этом какой-то свой извращённый кайф. Но иногда ты лупишь так, что я едва в силах на ногах устоять.

Его ответ – это миллиард новых вопросов для меня, и мне нужно время, чтобы его осознать, понять, вынести главное. А он легко расставляет всё по полочкам:

– Так было, когда ты спросила, отдал ли я ей твои консервы, и сейчас тоже… этот твой вопрос…

– Я просто хотела это знать… – начинаю, было, оправдываться, хотя откровенно говоря, даже не понимаю, почему это делаю.

– Мне иногда кажется, будто я в твоих глазах какое-то грязное чудовище, беспринципное и неразборчивое, бездушное, убогое… и совсем не умеющее любить.

– Любить?

У меня снова подгибаются колени. В прямом смысле я едва могу держать себя на ногах и потому интуитивно хватаюсь за его плечо, а он как будто только этого и ждал – загребает меня обеими руками и прижимает ухом к своей груди.

– Слышишь?

– Да.

– Знакомо?

И я честно сознаюсь:

– Да…

– Ну и что ещё тебе нужно знать? Помнить?

Вначале мне до такой степени хорошо, что я парю, в буквальном смысле лечу над горами, лесами и облаками, но очень скоро эйфория проходит и меня бросает в глубокое и отчаянное разочарование. Уж насколько умной и сообразительной казалась сама себе в самом начале, настолько теперь осознаю бесконечную свою глупость, и как вечно делаю всё невпопад. И мне, наконец, ясно: я не оттолкнула его только потому, что это в принципе невозможно. Он с самого начала подозревал связь между нами и на каждый мой выпад реагировал отстранением, наблюдал издалека. Великодушно принимая Цыпины ухаживания, не спускал с меня глаз и оказывался рядом всякий раз, когда был нужен. Иногда, конечно, я выводила его из себя, и тогда он допускал промахи, как в тот случай с рюкзаками и моими первыми гиперболезненными месячными. Как же он корил себя в тот вечер, помнится, даже глаза у него были красными, словно ему самому было физически больно. А ведь он ещё даже не испытывал ко мне никаких чувств, но инстинктивно оберегал, каким-то потусторонним образом чуя, насколько важна для него моя жизнь. Я это понимаю только теперь, когда его жизнь важнее всего на свете для меня самой.

Я оборачиваюсь, чтобы в последний раз взглянуть на море и маяк. Альфа не спешит, даёт мне время.

– Я бы осталась тут. С тобой.

– И с Альфией? А я тут, как султан в гареме?

– Что такое султан? И что такое гарем?

Альфа неожиданно расплывается в улыбке, потом снова прижимает меня к себе.

– Султан – это парень, у которого много жён. И он живёт с ними по очереди. Ну, или со всеми одновременно.

Я пытаюсь себе это представить: Альфа, я и Цыпа всегда вместе, всегда втроём. Он заботится о нас обеих, мы заботимся о нём… И обнимать он будет тоже обеих? Целовать перед сном? Будет хотеть большего с ней так же, как хочет со мной? От такой перспективы меня всю целиком сводит судорогой, при этом одновременно тошнит, и болит всё такой пронзительной болью, от которой, я уже знаю, нет средства. Имя этой страшной болезни – Ревность.

С другой стороны, этот переход через горы может оказаться последним, что мы сделаем в жизни. Впереди зима, с каждым днём холодает все больше, солнечных дней всё меньше, всё чаще поливает дождь. Кто знает, сколько мы протянем в лесу или в горах, а здесь, на маяке, совершенно точно были бы в безопасности.

– Мы могли бы жить в верхней комнате, а она в нижней. Разве нельзя жить на одной территории, но без гарема?

Альфа смотрит на меня с какой-то странной мягкостью и продолжает улыбаться, как если бы он окончательно для себя решил, что я дура, и принял снисхождение в качестве нормы общения.

– Можно и без гарема. Но в любом случае – с ним или без – когда она в следующий раз попытается скинуть тебя с лестницы, у неё это получится, даже не сомневайся.

– Я не думаю, что она пыталась скинуть меня с лестницы…

– И ногу, конечно же, ты повредила о стол. Это с какой же скоростью нужно было перемещаться по такой крошечной комнате, чтобы на кроссовке осталась вмятина? Сколько тебя знаю, не замечал сверхъестественных способностей.

– Если всё действительно так, как ты говоришь, представляешь, как сильно она в тебя влюблена?