Вспомни меня. Книга 2

Седьмая? Лишняя? Последняя? Девушка, которая вовремя не придумала себе имя? А что там написано на его кольцах, что я никак не могу прочесть?

– Ль-ль…Л – снова пытается он и кашляет.

– Любишь? – подсказываю.

Из него вырывается хриплый смешок, и мне на мгновение становится легче, и от этого «легче» из глаз начинают выкатываться слёзы. Легче, похоже, становится и Альфе, он даже улыбается какой-то странной, вымученной улыбкой.

– Люблю…конечно, – уже чётче выговаривают его губы. – Но… Леннон… Кричи ещё! Кричи… громко… как сможешь…

Его лицо перекашивает, очевидно, от боли. Ему удаётся ещё раз прохрипеть что-то похожее на «Громко», но несмотря на усилия, с которыми он изо всех сил пытается удерживать глаза открытыми, они всё равно закрываются. И почти сразу его лицо преображается, разглаживается, становится спокойным.

Моё сердце перестаёт биться.

Waves · AVA · Anna Phoebe · Aisling Brouwer

В полной тишине, в серо-лимонном тумане, укрывающем долину под нами, я вдруг вижу пару. Это взрослые люди, и лет им, может быть, по пятьдесят-шестьдесят. В одной руке мужчина сжимает собачий поводок, а второй удерживает под локоть женщину. Она полностью слепа и старается прокладывать свой путь палкой с круглым наконечником, но в местах, где замёрзшая снежная каша прилипла к асфальту, оказывается совершенно беспомощной, уязвимой и рука мужчины – её единственная опора.

Я ощущаю тепло руки, одевающее мою ладонь, и интуитивно вжимаю в неё свои пальцы плотнее.

Тем временем, у пары не прекращается бурная беседа, и женщина вовлечена в аргументы не меньше мужчины, и когда она произносит что-то особенно остроумное, они оба, словно фейерверк, взрываются хохотом.

Мне приходит в голову, что быть слепым плохо, но это вовсе не означает перестать быть интересным для других. Это маленькое открытие заставляет мои глаза открыться шире и почувствовать что-то большое, даже огромное по отношению к миру. Мне тринадцать, и сегодня утром я с особой гордостью выбросила бюстгальтер нулевого размера, потому что его заменил размер первый. В ящике того же комода ждёт своего часа и размер номер два, «а дальше не будем загадывать» – так сказала мать в магазине, неловко подмигнув. Мои мысли всё это утро и весь день о том, как мы с ним взрослеем. Он так же гордо бреет пятно на подбородке и щёки около ушей, как и я регулярно примеряю бюстгальтеры большего размера. И тут вдруг эта зрелая пара, и женщина… Им хорошо, невзирая на тот факт, что она не может видеть. Но… он свободен, а вот весь её мир начинается и заканчивается только в нём, в мужчине, ведущем её под руку.

– Она без него не выживет, – зачем-то заключаю я вслух свой внутренний монолог.

– Она не одна такая. И для этого не обязательно быть слепым, – задумчиво отвечает он.

Я поворачиваю голову, чтобы взглянуть в его глаза, и вспоминаю, как ещё совсем недавно ненавидела все его тренировки, соревнования, его родителей, которым вечно неймётся, и они прутся в путешествия, забирая его с собой. Забирая его у меня. А он ещё каких-нибудь пару лет назад так был увлечён всем подряд, и мною тоже, конечно, но во всей куче его увлечений я вечно где-то терялась, и нуждалась в нём так же остро и так же отчаянно, как эта женщина в своём весёлом мужчине. Я могу завести друзей, пойти на прогулку, прочесть любую книгу, но он прав, он абсолютно прав: ничто из этого не способно возместить потребность в нём. И для этого не нужно быть слепой.

Его глаза янтарные, когда много света, и шоколадные, когда его мало. Его глаза – это мои глаза.

Ему пятнадцать, и за последние пару лет он вытянулся, с лихвой обогнав меня. Я тоже меняюсь, но больше в формах, и с тех пор, как это начало происходить, мы, кажется, поменялись местами – теперь, очевидно, я нахожусь на самой вершине всех его увлечений, потому что вот уже год, как он задвигает их куда подальше, теряя в достижениях, ругаясь с родителями и учителями, но упорно вычленяя всякую доступную минуту, чтобы провести её со мной. Мы ещё не целовались ни разу… но иногда янтарь в его глазах становится таким вязким и тягучим, что я понимаю – это случится скоро. Очень скоро, неизбежно и необратимо.

Я прижимаюсь губами к его губам. Они тёплые, и он дышит. Мне слышно, как бьётся его сердце. Он жив, просто потерял сознание от боли. Но его жизнь сейчас в моих руках. Наши, в общем-то, обе жизни.

Я вынимаю лук из его рюкзака. Как в трансе натягиваю стрелой тетиву.

Несколько дней тому назад ему приспичило обучать меня стрельбе. Я, конечно, сразу поняла ход его мыслей: если что-нибудь с ним случится, у меня должен остаться шанс, и умение охотиться и есть этот шанс. Но не это важно. Важно то, как он сказал: «Твои руки знают, что делать. Они вспомнят, когда настанет момент. Охотиться – это почти то же, что и стрелять по цели».

Конечно. Мои руки всё знают. Я это умею. Потому что он научил меня задолго до того, как исчезла наша память.