Вспомнить всё

Ну а пока Билл в основном спит, однако время от времени ведет с сестрой разговоры. Интересно, что он может сказать? Что знает о мире?

Ответ на этот вопрос у Эди нашелся тоже.

– Да, он, конечно, мало что знает. Ничего не видит, но думать-то может. Я ему рассказываю, что творится вокруг, а он слушает, запоминает.

– И чем же он интересуется? – осведомился доктор Стокстилл.

– Он… мм… про еду очень любит слушать, – поразмыслив, ответила Эди.

– Про еду?! – в изумлении переспросил Стокстилл.

– Ага. Сам он, ясное дело, не ест, но просит по нескольку раз пересказывать, что у нас было на ужин – ведь та же пища со временем достанется и ему… ну, я так думаю. Ему ведь для жизни пища нужна, верно?

– Нужна, – подтвердил Стокстилл.

– Особенно ему нравится, если мне достается апельсин или яблоко. Еще он истории всякие любит слушать. Например, о разных далеких краях, а больше всего – про Нью-Йорк. Хотелось бы как-нибудь туда его отвезти, чтоб сам посмотрел, каково там… ну, то есть чтоб я посмотрела своими глазами и рассказала ему.

– Надо же! Как ты, однако, о нем заботишься! – умилился Стокстилл, тронутый до глубины души.

Впрочем, девочке эти заботы наверняка казались делом вполне естественным: ведь она прожила так всю жизнь, а другой жизни просто не знала.

– Боюсь я, – внезапно призналась она. – Боюсь, как бы Билли однажды не умер.

– Ну, смерть ему, на мой взгляд, в обозримом будущем не грозит, – заверил ее Стокстилл. – Гораздо вероятнее другое: он может начать расти, и вот тут могут возникнуть трудности. Ему попросту станет тесно в твоем животе.

В огромных темно-карих глазах девочки отразился испуг.

– И тогда он… родится?

– Нет, поскольку, скажем так, неверно для этого расположен, – ответил Стокстилл. – Его придется удалять хирургически, но тогда он не выживет. Жить он способен только как сейчас, у тебя внутри.

«На правах паразита», – мысленно добавил он, но вслух этого, разумеется, не сказал.

– Однако пока об этом тревожиться рано. Возможно, ничего подобного не произойдет вообще.

– Как здорово, что у меня есть братик, – вздохнула Эди. – С ним мне не одиноко. Я его чувствую, даже когда он спит, знаю: он рядом. Будто ребенок, малыш. Конечно, в коляске его по улице не покатаешь, на руках не поносишь, не нарядишь покрасивее, зато разговаривать с ним – одно удовольствие. Знаете, я ведь ему и о Милдред рассказываю!

– О какой Милдред? – не понял Стокстилл.

Девочка, видя такое невежество, заулыбалась.

– Да ведь вы сами знаете! О женщине, которая постоянно возвращается к Филиппу и отравляет ему жизнь. Мы про них каждый вечер в передаче со спутника слушаем.

– А-а, ну да… разумеется.

Речь шла об Уолте Дэнджерфилде, диск-жокее, читающем вслух роман Моэма, проносясь над их головами во время каждого ежесуточного витка.

«Просто мурашки по коже, – подумалось доктору Стокстиллу. – Билл Келлер, паразит, обитающий в теле сестры, в постоянной сырости и темноте, питающийся девчонкиной кровью, каким-то непостижимым образом слушает ее пересказ всемирно известного романа… и приобщается к нашей культуре, на свой карикатурный манер участвует в жизни общества… а что понимает во всей этой истории, известно одному Господу Богу. Какие фантазии о человеческой жизни, какие грезы о нас роятся в его голове?»

Склонившись к девочке, доктор Стокстилл поцеловал ее в лоб.

– О'кей, – сказал он, – можешь идти. С твоим отцом и матерью я еще минутку поговорю, а ты посиди в приемной. Там, на столе, настоящие, очень старые довоенные журналы есть, можешь почитать.

Как только он распахнул дверь, Келлеры – и Джордж и Бонни – с неподвижными, окаменевшими в гримасах тревоги лицами поднялись на ноги.

– Пройдите ко мне, – велел им Стокстилл и плотно закрыл за обоими дверь кабинета.

Решение он уже принял: правду о дочери… вернее, о сыне им знать ни к чему. Уж лучше пусть остаются в неведении.

Вернувшись с полуострова на Восточное побережье, Стюарт Макконахи обнаружил, что кто-то – наверняка шайка ветеранов войны, живущих под пирсом – зарезал и съел его конька, Эдуарда, Принца Уэльского. К его приезду от бедного животного остались одни только ребра, ноги да голова – груда костей, гроша ломаного не стоящих ни для Стюарта, ни для кого-либо еще. Остановившись над останками коня, Стюарт задумался. Да, недешевая вышла поездка… тем более что прибыл он, как говорится, к шапочному разбору: счастливец-фермер уже успел распродать электронную начинку советской ракеты – по пенни за любую деталь на выбор – без остатка.