– Эндрю Гилла, – подтвердил ветеран. – Слышь-ка, а давай я целую у тебя куплю? Дайм заплачу.
– Они идут по пятнадцати центов за штуку, – возразил Стюарт. – Везти-то неблизко, сам посчитай: Сирс-Пойнт, Блэк-Пойнт, через всю Лукас-Вэлли… словом, откуда-то из-за Никасио.
– Мне, – вздохнул ветеран, – одну из этих, высшего сорта, «Золотой Ярлык» от Эндрю Гилла, только раз попробовать и довелось. Выпала из кармана у какого-то типа, поднимавшегося на паром, а я выудил из воды и высушил.
Стюарт неожиданно для себя самого вручил ему окурок.
– Вот как? Задаром? – часто заморгав, отведя взгляд в сторону, еще проворнее заработав веслом, откликнулся ветеран.
– У меня еще есть, – заверил его Стюарт.
– Еще, не еще… настоящая человечность – вот что в тебе, мистер, есть, – глухо проговорил ветеран, – а это в наше время штука редкая. Крайне редкая.
Стюарт кивнул. С последним он был совершенно согласен.
Малышка Келлеров, сидевшая на медицинской кушетке, тряслась мелкой дрожью. Осматривая ее худосочное, бледное тельце, доктор Стокстилл невольно вспомнил шуточную репризу, которую многие годы назад, задолго до начала войны, видел по телевизору. Комик, испанский чревовещатель, с тряпичной куклой, курицей… курица сносит яйцо и с гордостью говорит:
– Сынок мой, – говорит, кивнув на яйцо.
– Точно ли? – сомневается чревовещатель. – Точно не дочка? Ты уверена?
А курица отвечает с достоинством:
– Я свое дело знаю!
«А эта девчонка уж точно дочь Бонни Келлер, – подумал доктор Стокстилл, – но не Джорджа Келлера… я тоже свое дело знаю. С кем же Бонни довелось согрешить семь лет тому назад? Девочка наверняка зачата чуть ли не в самый день начала войны, но до того, как на страну обрушились бомбы, это вполне очевидно. Может, как раз в тот самый день? А что, с Бонни сталось бы выбежать из дому, под свист падающих с неба бомб, под грохот, с которым весь мир рушится в тартарары, в кратковременном пароксизме неистовой страсти отдаться кому-то – первому встречному, возможно, вообще прежде ей незнакомому, и вот, пожалуйста… вот что из этого вышло.»
Девочка улыбнулась доктору, и доктор Стокстилл улыбнулся ребенку в ответ. Внешне Эди Келлер казалась совершенно здоровой, нормальной девочкой без каких-либо странностей. Проклятие, рентгеновский аппарат бы сюда, поскольку…
– Расскажи-ка о брате подробнее, – попросил доктор Стокстилл.
– Ну, – негромко, с легкой запинкой заговорила Эди Келлер, – я с братиком разговариваю все время, а он иногда отвечает, но куда чаще спит. Почти всегда спит.
– И сейчас тоже?
Девочка на минуту умолкла.
– Нет, – наконец ответила она.
Доктор Стокстилл, поднявшись на ноги, подошел к ней вплотную.
– Будь добра, покажи, где именно он находится.
Девочка указала на собственный левый бок. Нижняя область, район аппендикса… встревоженные болями в этом месте, Бонни с Джорджем и привели дочь к доктору. О братике они знали, однако считали его выдуманным, воображаемым, ведь дети нередко придумывают себе товарищей для игр на собственный вкус. Сам доктор поначалу склонялся к тому же выводу: в карточке Эди никаких братьев не значилось, но девочка заговорила о братике сама. По словам Эди, Билл, ее ровесник, родился в один день и час с ней, как же иначе?
– Почему «как же иначе»? – полюбопытствовал доктор, отослав родителей в соседнюю комнату – при них девочка держалась замкнуто, откровенничать не спешила – и приступив к осмотру.
– Потому что мы с ним двойняшки, – по-прежнему спокойно, серьезно объяснила она, – иначе как бы он оказался у меня внутри?
Тут-то доктор и вспомнил испанского комика-чревовещателя с курицей: в голосе девочки слышалась та же уверенность, то же достоинство – то же, так сказать, знание дела.
За семь послевоенных лет доктору Стокстиллу довелось осмотреть многие сотни необычных пациентов, повидать множество странных, экзотических вариаций формы жизни под названием «человек», расцветающих пышным цветом под сделавшимся куда более снисходительным – хоть и укрывшим лик дымчатой, мутной вуалью – небом Земли. Казалось бы, поразить доктора уже нечем, но это – девочка с братом, живущим в ее собственном теле, в паховой области!.. Да-да, Билл Келлер преспокойно обитал там уже восьмой год: выслушав девочку, доктор Стокстилл поверил ей без оговорок, поскольку сталкивался со схожими случаями не впервые и знал: ничего принципиально невозможного в этом нет. Будь у него рентгеновский аппарат, он смог бы разглядеть крохотную, не больше крольчонка, сморщенную фигурку собственными глазами, но и так ее контуры прощупывались без труда…
Осторожно коснувшись бока девочки, он снова нащупал внутри плотный кистовидный мешочек. Положение головы нормально, тело – и туловище, и конечности – целиком в брюшной полости. Когда-нибудь девочка умрет и, вскрыв ее тело, выполняющие аутопсию обнаружат в животе покойной крохотного сморщенного человечка – возможно, слепого, с седой, будто снег, бородой… брата-близнеца Эди Келлер, по-прежнему не больше новорожденного крольчонка.