Вспомнить все: Моя невероятно правдивая история

У меня не было никаких сомнений относительно того, как распорядиться деньгами. Всю свою жизнь я носил обноски, оставшиеся от Мейнхарда. У меня никогда не было собственных новых вещей. Я только что начал заниматься спортом — меня приняли в школьную футбольную команду, — и как раз в этом году в моду вошли первые спортивные костюмы: черные длинные штаны и черные куртки на «молнии». Мне они ужасно нравились, и я даже пытался показать родителям фотографии из журналов. Но родители отвечали, что это лишь пустая трата денег. Поэтому первым делом я купил спортивный костюм. Затем на оставшиеся деньги купил велосипед. На новый у меня не хватило, но в Тале был один мастер, собиравший велосипеды из деталей старых, и такой велосипед я смог себе позволить. У нас дома велосипеда больше не было ни у кого: отец после войны променял свой на продукты и так и не купил новый. И хотя мой велосипед был далеко не в идеальном состоянии, даже эти два колеса означали свободу.

Глава 2 Построение тела

Из последнего класса средней школы мне больше всего запомнились учения гражданской обороны. В случае начала ядерной войны должны были включиться сирены. Мы закрывали учебники и забирались под парты, пряча головы между колен и зажмуриваясь. Даже ребенок понимал, как нелепо это выглядит.

В июне 1961 года все мы прильнули к экранам телевизоров, следя за Венской встречей на высшем уровне нового президента Соединенных Штатов Джона Ф. Кеннеди с советским премьером Никитой Хрущевым. Телевизоров в домах почти ни у кого не было, но мы знали магазин электротоваров на Лендплатц в Граце, где на витрине были выставлены два телевизора. Мы бегали к нему и стояли на тротуаре, смотря репортажи со встречи. К тому времени Кеннеди пробыл на президентском посту меньше полугода, и многие эксперты считали, что он совершил большую ошибку, сразу же договорившись о встрече с Хрущевым, прямым, резким и хитрым политиком. Мы, подростки, в этом не разбирались, а поскольку телевизоры стояли внутри магазина, мы все равно не слышали звук. Но мы смотрели! Мы чувствовали себя соучастниками происходящего.

Наше положение было страшным. Каждый раз, когда Россия и Америка о чем-то спорили, нам казалось, что мы обречены. Мы боялись, что Хрущев сделает с Австрией что-то ужасное, поскольку мы находились прямо посредине; вот почему встреча проходила как раз в Вене. Она была бурной. В какой-то момент Хрущев, выдвинув одно жесткое требование, добавил: «Теперь Америке решать, что будет — война или мир», а Кеннеди зловеще ответил: «В таком случае, господин председатель, будет война. Это будет долгая холодная зима». Когда осенью того же года Хрущев воздвиг Берлинскую стену, взрослые говорили друг другу: «А вот и оно». В Австрии только жандармерию и можно было считать вооруженными силами. Отцу выдали военную форму и снаряжение и отправили на границу. Он отсутствовал неделю, до тех пор пока кризис не разрешился.

А мы тем временем жили в напряжении. У нас в школе постоянно устраивали учения. Наш класс из тридцати мальчишек-подростков буквально бурлил тестостероном, однако войны не хотел никто. Нас больше интересовали девчонки. Они представляли для нас тайну, особенно для таких парней, как я, у кого не было сестер. Мы встречались с ними только на школьном дворе перед началом занятий, потому что девочки учились в отдельном крыле здания. Это были те самые девчата, с которыми мы росли всю жизнь, но внезапно они стали казаться нам пришельцами с другой планеты. Как с ними разговаривать? Мы как раз достигли той стадии, когда мальчишки начинают чувствовать половое влечение, однако проявлялось это по-странному — например, как-то утром мы устроили засаду в школьном дворе и забросали девочек снежками.

В тот день первым уроком у нас была математика. Учитель, вместо того чтобы раскрыть учебник, сказал: «Ребята, я видел вас во дворе. Давайте лучше поговорим об этом».

Мы испугались, что сейчас нам влетит, — это был тот самый учитель, который выбил моему приятелю зубы. Однако в этот день учитель был настроен миролюбиво. «Вы хотите понравиться этим девчонкам, да?» Мы неуверенно закивали. «Для вас это совершенно естественно, потому что нас влечет к противоположному полу. Затем вам захочется их поцеловать, потискать, заняться с ними любовью. Не этого ли хотят все, сидящие в классе?»

Мы закивали, уже увереннее. «Так что не пытайтесь убедить меня в том, что разумно бросать снежок девочке в лицо! Это так вы выражаете свою любовь? Это так вы говорите: „Я тебя люблю“? Как вам такое взбрело в голову?»

Теперь учитель полностью завладел нашим вниманием. «И я вспоминаю, каким был мой первый шаг в отношении девочек, — продолжал он. — Я говорил им ласковые слова, целовал их, обнимал, делал им приятное — вот что я делал».