— Так, — вслух размышлял профессор, читая названия лекарств из списка наклеенного на следующую коробку, — значит, он проснулся где-то в четыре сорок.
— Ага, — сказал Иван, не сразу сообразив, о чем говорит его шеф, — в четыре сорок.
— Камеры зафиксировали его в четыре пятьдесят пять.
— Точно… это брать, Эдуард Янович?
Профессор перевел взгляд на тяжелый громоздкий предмет.
— Нет, надеюсь, нам это не понадобится. Кстати, Иван Павлович, — продолжил профессор свои рассуждения, — вы ведь тоже обратили внимание на то, что записи на камерах прерывались именно в тот момент, когда зверь замечал их?
— Да, — подтвердил ассистент. — Кроме одной, которую он видимо просто не заметил.
— Вот, вот. И сигнализация вырубилась. — Запольский на миг задумался. — Стало быть, подтвердилась еще одна догадка.
— Какая?
— Что зверь может воздействовать электромагнитным импульсом! Потрясающе!
— Да уж, — пробормотал Иван. — Сейчас для нас особенно.
— Ну, ладно, я отвлекся. Итак, сейчас половина шестого.
— Тридцать пять минут…
— Тем более. Значит, он уже больше получаса как бродит по лесу.
— Выходит так.
— И куда же он, скажите на милость, в таком состоянии может уйти?
Иван пожал плечами.
Профессор тяжело вздохнул, поставил коробки на место.
— Вот и я не знаю. Не уверен, что он помнит, кто он и откуда. И куда же ему в таком случае идти? Он же захочет есть… а что он вообще ест?
— Я думаю, что он всеядный, как мы, то есть, как почти человек.
— Почти человек, — задумчиво повторил Запольский, — почти человек.
— Или не совсем животное, — поправился Иван, думая, что немного озадачил профессора этой фразой.
— В том-то и дело, дорогой мой Иван Павлович, что мы не можем назвать его ни человеком, ни животным. Одно слово — зверь.
Он устало опустился на стул, пристально посмотрел в глаза замершему ассистенту, осененный какой-то неожиданной догадкой. Продолжил медленно, чуть слышно, заговорщицки.
— А потому мы не можем быть до конца уверенными в том, как он себя поведет — как человек, или же, как животное.
От этих слов по комнатке, находящейся на глубине шести метров, пролетел холодный ветерок. У Ивана волоски на руках встали дыбом, дорогой аппарат чуть не выпал из рук. И тут профессор добил его последней фразой, спускающейся до шепота:
— А что более вероятно, дорогой мой, что наш пациент сейчас и то, и другое одновременно. Он обладает разумом человека и инстинктами зверя. И ой как нелегко нам будет его найти. Ой, как нелегко.
Сотовый пиликает и прыгает по столику. Дмитрий тянет руку, нащупывает его в темноте и, не глядя, нажимает кнопку приема вызова. Спустя несколько секунд он его отключает и спешно встает, перелезает через подружку.
— Кто это еще? — спросила она.
— Тебя не к-касается, — ответил Дмитрий. Он быстро, как в армии, одевается.
— Что значит «не касается»? Я тебе почти жена!
— Вот к-когда будешь женой, тогда я п-подумаю, отвечать тебе или нет, — сказал он зло.
Подружка сразу же замолкла и обиженно отвернулась к стенке. Единственное, что она знает, что ее дружок работает на каком-то секретном объекте охранником, и что он не имеет права разглашать служебную информацию. Ну и нашим легче, думает она, вновь погружаясь в сладкую дрему, меньше знаешь — крепче спишь. Главное, что он получает приличные деньги за свою работу, много времени проводит дома, и ей нравится с ним трахаться. А остальное ее на самом деле мало волнует, даже его небольшое заикание, к которому она почти уже привыкла.
Через минуту Дмитрий открыл ворота, прыгнул на мотоцикл и выехал на пустынную сонную улицу. Его не беспокоит, что ворота остались открытыми, главное успеть заехать еще по одному адресу.
Специально для этого он делает небольшую петлю, свернув в переулок.
Вот знакомый дом, так же как и остальные, погруженный в темноту и тишину раннего утра. Он резко тормозит, кидает мотоцикл на шаткий забор, спешит к калитке. Она, как обычно, не закрыта, словно всегда ждет кого-то даже ночью. Двери в маленький неприметный домик так же распахиваются перед ним. Пробежав полумрак сеней, он оказывается в слабоосвещенной комнатке. У дальней стены в полумраке на кровати сидит человек, ожидая его. Дмитрию опять стало не по себе от его вида и взгляда. Не может он привыкнуть к этой уродливой огромной голове, всегда злобным маленьким глазкам под кустистыми бровями. Но его голос, словно не принадлежащий этому уродцу, звучит мягко и глубоко:
— С чем пожаловал, Дима, в такой ранний час?
Переведя дух, от волнения еще больше заикаясь, он ответил:
— З-зверь сбежал! М-может вам, Егор Иванович, это б-будет интересно знать?
— Как сбежал? — Егор поднялся.
— Я п-подробностей еще не з-знаю, — Дмитрий шагнул назад, — т-только еду в лабораторию, в-всех в-вызвали п-по тревоге…
— Это очень интересно, Дима, очень! — воскликнул Егор, судорожно сцепил ладони. — Это же… такое событие!