Встать с колен

Отец Амины замолчал и через некоторое время продолжил.

— Доча, происходит что-то страшное…, — в голосе старого гнома отчетливо прорезалась явственная тревога. — Из тех кланов, что были на совете, только два выступили против того, чтобы владыкой стал Кровольд. Это южные кланы — Рыжебородые и Бронзовой кирки… А три дня назад разнеслась весть о том, что в городе рыжебородых гномов поразила непонятная болезнь, — с тяжелым вздохом продолжил он. — Первыми от страшного жара как лучинки сгорали детки, — побледневшая Амина словно от удара по голове уткнулась в плечо отца и сквозь стиснутые зубы зарыдала. — Потом женки… Вчера от них пришел второй гонец, который просил передать последнего оставшегося в живых старейшины, что в клане Рыжебородых больше не осталось женщин и детей!

Гнома зарыдала еще сильнее. Правда, рыдание это сквозь стиснутые зубы напоминало больше отчаянное рычание раненное волчицы, к лапам которой жались крошечные шерстяные комочки ее щенков.

— Это же он, отец! — горячо шептал она, повернув к нему свое заплаканное лицо. — Это сделал этот выродок! Так быстро жар поднимается только от семян черного цветка! — он вдруг отпрянула от гнома, на груди которого только что рыдала, а ее глаза зажглись гневными огнями. — А ты? Что сказал ты на совете, отец?

Он опустил голову, но тут же ее поднял и твердо посмотрел дочери в глаза.

— Меня там не было. С торговым караваном я был на юге и вернулся только четыре дня назад, когда только узнал о твоем похищении, — гном не врал, он, действительно, отсутствовал почти месяц и гонцы о заседании совета и пропаже дочери и наследницы с трудом нашли его. — Амина…, — старый гном вновь тяжело вздохнул. — Теперь я даже боюсь думать о том, что будет дальше.

Она как-то съежилась после его слов, словно становясь меньше, а потом снова всхлипнула.

— Давно уже гномы не убивали гномов. Видно, опять наступило время обагрить секиры и молоты в крови своих собратьев, — стоявшие возле него него гномы невольно опустили взгляды на свое оружие. — Владыка Кровольд призвал себе на службу клановые отряды… Кровольд решил выступить на стороне шаморского султаната и ударить по землям свободных баронов, выступивших за Ольстерское королевство.

Он замолчал на несколько секунд.

— Владыка призвал и наш клан выполнить клятву верности, которую наши предки приносили трону Подгорных владык…, — хрипло произнес отец Амины, заставив ее вздрогнуть. — Я должен собирать гномов…

При этих словах она с ужасом посмотрела на отца. Конечно, она не хуже его знала, чем была для кланов эта клятва, но даже сама мысль служить кровавому выродку повергала ее в отчаяние.

Старый гном опустился на торчавшую часть бревна и ссутулившись тихо произнес.

— Я не знаю, что делать, доча, — и от его слов дохнуло такой безысходностью что Амине стало по-настоящему страшно. — Не знаю…

Это было по настоящему жуткое превращение сильного, крепкого как скола, гнома, поднявшего целый клан обычных ремесленников на недосягаемую прежде высоту, в старую развалину, не знавшего что ему делать дальше.

— … Это точно он… Сделал так, чтобы рыжебородые больше никогда не стояли у него на пути…, — бормотал гном, обхватив голову сильными ручищами. — Я точно знаю! Этот ублюдок давно скалил на них зубы…, — он говорил так, словно оправдывался перед кем-то. — А теперь что? Совет свое слово сказал! Почти все кланы его поддержали. Это больше пятисот тяжеловооруженных гоплитов, настоящая железная стена! Что один наш клан сможет сделать с ними?

В этот момент лежавшее без движения окровавленное тело зашевелилось и от него донеслось еле слышно:

— Я… знаю.

Руки старого гнома, которыми он сжимал свою голову, застыли. Он их медленно опустил и с удивлением, граничащим с полным неверием, направил свой взгляд на лежавшего.

— Ты? Кто ты такой, что берешься что-то советовать мне? — отец Амины с горькой усмешкой очертил рукою круг. — После всего, что я тут увидел, все твои советы это просто грязь под ногами, — и он выразительно растер подошвой сапога землю.

Отец Амины рассматривал этого бледного, тяжело дышавшего гнома, в руку которого словно горный клещ вцепилась его дочь. Тот же смотрел прямо на него, не отводя взгляд. Так они «боролись» несколько секунд, пока, вдруг, старый гном к своему удивлению не осознал, что раненный начал смеяться.

— Ха-ха-ха…, — этот хрипящий, захлебывающий, давящийся звук, действительно, был смехом и этого не столько удивляло, сколько пугало своей странностью. — Ха-ха-ха… Ты, мужик… смотришь, но ни черта не видишь! — он замолк, переводя дух. — Секиры, доспехи…, — он скосил глаза на здоровенный с тяжелым набалдашником топор, стоявший у ноги старого гнома. — Все это лишь куча тяжелого железа, которое еще многое решает в ваших сварах… Ха-ха-ха-ха, — он снова захрипел, хватаясь за окровавленную повязку на боку. — Грядет новое время, старик! Время крови!

Тимур, сильно ослабевший от потери крови, говорил с трудом, часто останавливался, иногда забывался и его начинало нести.