***
– Я… кричал?.. – хрипло спросил я, не понимая еще до конца, что со мной произошло.
– Да… И очень громко, – выдохнув, с облегчением произнес Тарасов. Вид его был запыхавшийся и слегка напуганный, выбившаяся прядь волос свидетельствовала о том, что я, похоже, здорово оторвался тут…
***
***
Михаил налил мне воды. Я все еще приходил в себя:
– Так это я… значит, бесился тут… А где Славик? – вспомнил вдруг я и, оглянувшись, заметил вжавшегося в угол горюющего Малыша. Таким я его еще не видел…
– Слав…
Мне впервые стало настолько жаль его, я всем существом почувствовал, что это ужасно несправедливо – бросать на такого несмышленыша всю тяжесть серьезных взрослых проблем…
Я встал и сделал шаг по направлению к нему:
– Славушка, родимый, ты ж ни в чем не виноват…
Ребенок, глядя на меня, сильнее вжался в стену и тихонько захныкал…
***
***
– Славушка, да это не ты… Не ты, слышишь?.. – пытался я достучаться до Ребенка, но, сделав еще шаг, дальше идти не посмел.
– Славик, не нужно было в себе это носить… – И тут меня как током прошибло ясное осознание того, что это никто иной, как я сам столько лет винил его – именно в нечаянной смерти бабушки, маскируя это событие под каждую мелкую оплошность… Я был тем самым ужасным «взрослым», который так долго и яростно ковырял эту рану, тогда как я и никто иной должен был всеми силами защищать своего Малыша. Передо мной он беззащитней всего, и я же третировал его и мучил, я, который обязан был встать за него горой перед целым миром…
Огромная лавина вины, сожаления и жгучего стыда перед несчастным Ребенком накрыла меня…
– Слав…
И весь этот ужас длился столько лет… бессмысленно, нелепо…
Я упал на колени и прошептал:
– Славик, прости меня… Прости, если сможешь, ты ни в чем не виноват. Мы оба ни в чем не виноваты… Прости, Слав…
Перестав на время хлюпать, Малыш во все глаза смотрел на меня. Наконец, внутри него что-то дрогнуло, и он, поднявшись, доверчиво подбежал ко мне, уткнулся в мои объятья и заревел что есть мочи… Я зарыдал вместе с ним. Я чувствовал его горе как свое, оно и было моим, я сам выплакивал многолетние горечь, обиду, досаду, ощущая при этом, как освобождаюсь от их тяжкого груза…
***