– Не дрейфь, Игорыч… – Как и следовало ожидать, количество выпитого алкоголя сильно сблизило нас и позволило мне общаться с шефом куда свободнее. – Мы с тобой… Ик!
– Хто это – мы? – непонимающе уставился директор.
– Ну, мы… Я, Славик… Ой, – Из пьяной моей головы совершенно вылетело, что, кроме меня, Детей никто не видит. Вспомнив это, я сперва несколько смутился, но потом решил ему все рассказать:
– Знаешь, Паш… А я ведь тебя вижу!
– Кого – меня?! Да ла-адно! – широко заулыбался он.
– Нет, правда, ты такой смешной, вон бежишь… Рядом с моим. Пухленький, в шортиках, – глупо захихикал я.
– Давай сядем, – указал Пал-Игрыч на видневшуюся в паре метров скамейку. Заняв ее, мы продолжили разговор:
– Я т-тебя… То есть, твоего Р-ребенка… Вижу.
– Эт как?
– Ну, у каждого есть Ипостаси… Ик! И они, эти Ипостаси… Иногда дружат, иногда ссорятся… Когда ссорятся, тебе плохо… – Как мог, я заплетающимся языком пытался объяснить директору, каким образом воспринимал окружающую действительность, вспоминая лекции Тарасова. С грехом пополам мне это удалось, во всяком случае, Пал-Игрыч внимательно выслушал меня.
– Ух ты… Как интересно, – прибалдел он с такой «сказки». – А я так смогу?
– Ты – вряд ли. Хотя, кто знает: Тарасов вон смог…
– А Тарасов – эт кто?
– Эт мой психолог… Ик!.. Я у него лечился.
– Так ты, выходит, псих?..
– Ага…
Мы немного помолчали. Обняв меня, начальник проникновенно сказал:
– Хороший ты человек, Слав… Душ-шевный.
Видя такое к себе расположение разомлевшего руководства, я пожелал разобраться с тем, что уже давно подспудно не давало мне покоя:
– Паш, скажи, пожалуйста… Что зря на меня тогда наорал.
– За «Маяк-Компани»? К-канеш зря… Они сами накосячили. Д-дураки несчастные…
– Во-от, – многозначительно поднял я палец. Перед глазами у меня двоились Дети, один из которых вдруг обратился к другому:
– Прости, что вредничал…
– Прости, что орал, – одновременно услышал я слева.
– Да без проблем! – хором ответили мы со Славиком.
– А хошь… Ик! Я т-те зарплату подниму? – расщедрился директор.
Я немного опешил, но возможность решил не упускать:
– О… Хочу!
– Ну так подниму, – веско сказал он. – А если что – ты ко мне обращайся… Я их всех… – и неизвестно кому пригрозил в темноту кулаком.
…Мы сидели почти до утра, ведя задушевные беседы и клянясь друг другу в вечной дружбе. Было уже начало воскресения, а в понедельник нам обоим вновь предстояло появиться на работе.
Проснувшись вечером, я почувствовал себя на редкость скверно… С трудом встав, с чугунной головой поплелся, хватаясь за стены, на кухню.
– Сла-ав, – где-то ныл Ребенок, – у меня живот болит, меня тошнит…
– Это пройдет, – прохрипел я и, добравшись до чайника, выдул пол-литра воды за раз. Так паршиво с похмелья мне давненько не было…
На утро в понедельник мое состояние все еще было, мягко говоря, неважным. Помятые, небритые коллеги смотрели на меня опухшими красными глазами. Я, скорее всего, выглядел не лучше. Внезапно заспанный голос секретаря Людочки объявил, что меня вызывает директор.
«Это ж какой надо быть заразой, чтоб прям с утра мозги иметь», – возмутился я про себя, но тут вспомнил, что позавчера мы пили с ним на равных, и подумал, что, возможно, ему самому сейчас так же плохо, как мне, и он вовсе не по работе желает меня видеть.
Зайдя к нему, я понял, что предположение мое оказалось верным: перед несчастным директором стоял коньяк и две стопки. Зыркнув на меня сычом, он пробурчал:
– Сядь-ка. Помнишь, мы тогда с тобой говорили… Все это между нами?
– Конечно. – Я посмотрел на сидевшего в углу и державшегося за голову Павлика. Заметив мой взгляд, он слабо улыбнулся и снова погрузился в себя.
– Спасибо, – тихо произнес начальник и кивнул на бутылку: – Будешь?
– Не откажусь, – скромно ответил я.
Выпив, он вдруг смущенно кашлянул:
– Насчет зарплаты я поразмыслю…
Я промолчал, ибо больше ничего не оставалось. Подумав немного, Павел Игоревич усмехнулся:
– Ну и фантазия у тебя: Ребенок, Детские Ипостаси… Ты где нахватался-то?
– Хех, да, фантазия… Чего по пьяни в голову не взбредет. – Может, оно и к добру, что он мне так и не поверил.
Глава 12. Родственная душа
С тех пор жизнь моя на работе заметно улучшилась. Павел Игоревич сдержал-таки обещание насчет повышения зарплаты, чему я был несказанно рад. Он по-прежнему орал на меня, но делал это уже более сдержанно и тут же остывал. Я и не сердился: в некоторых случаях я действительно того заслуживал.
Маленький Павлик стал относиться ко мне гораздо уважительнее, прекратив считать меня «ничтожеством». Он всякий раз счастливо улыбался Славику, когда мы заходили.
Вдобавок ко всему, начальник милостиво сократив количество полагавшихся мне штрафных суббот, и я получил возможность приходить в церковь пораньше, чтобы успевать пообщаться с Машенькой.