Встреча, или другая реальность. Черная Дыра

— Куда? Разве это не прекрасно! Это просто чудо!

Гамарела ласково посмотрело на Нину.

— Да это красивое зрелище. — Сказало оно. — Но не забывай, что за красотой иной раз прячется чистое зло. И его можно никогда не распознать, если не приблизиться к нему слишком близко. Да, это зрелище красиво, но… Всегда есть но. Гамарэла взмахнуло крыльями и; — Смотрите, это то, что сейчас происходит с Вами.

И вот, в этот самый миг сквозь пространства и время, Прасковья и Григорий увидели. Увиденное потресло их. Они увидели, что Прасковья обессиленная и измождённая испуская последний дух. Лежит еле дыша. Одна в пустой камере. Лежит, распластавшись на полу. Беспомощна издыхая свои последнии минуты своей жизни.

Возле неё ухмыляясь, и злорадствуя, стояла надменная и зловещая Лагужина Евдокия Жаловская. Она ухмылялась и это ей приносила удовольствие. Думая о том, что Прасковья скоро испустит последний дух, она взяла со стола бутылку со спиртным, и вливала его в глотку Прасковьи, рыча так, что кто б ее не услышал, у того б замерло дыхание.

— Ты будешь говорить сука!? — Вопрошала она и все снова и снова вливала спиртное ей в глотку. — Говори сука, говори, где он, где этот подонок.

Но та ничего не могла вымолвить. Лишь сквозь зубы, пока у нее было еще какое-то сознание, или еще не помутившейся капля рассудка она промычала: — Я не понимаю.

— Сука! — Неистовствовала Лагужина. — Говори сука. — Она несколько раз ударила Прасковью по лицу. А затем Взревела. — Ах ты сука молчишь?… Ну я развяжу тебе язык, сука. Ты у меня быстро заговоришь.

— Я ничего не знаю, о чем тут ты болтаешь. — Сквозь зубы простонала Прасковья. — Я не понимаю? — Теряя сознание стонала она. — Что происходит?

Тут я не знаю, потеряла она сознание, или нет. Но то, что она увидела потрясло ее, и она очнулась в холодном поту, в одной из психиатрических клиник города Москвы. Она лежала привязанная к койке верёвками. Тело ее ныло от боли. Она вскрикнула пугающим истошным до селе не вероятным воплем, и сама испугалась: — Она ли это вскрикнула? Где она? Что происходит? Этого она не знала. Кто-то ходил в коридоре, цокая каблуками, казалось, что все спешили быстрее покинуть это место. Пройти его как можно быстрее. Так быстро, как можно было его пройти. Вот кто-то приоткрыл окно двери и в окошки показались глаза. Маленькие, бегающие глазки смотрели не пациентку палаты №-13. В подвале. Здесь были пациенты которых врачи считали безнадёжными, которые не подвластны были их лечению. Пациенты — подопытные растения. Как Прасковья оказалась здесь? Этого она не знала.

Дверь открылась, и в палату вошла доктор. Прасковья посмотрела на нее, и ее взгляд остолбенел. Она не понимала, это была Лагужина Евдокия Жаловская. Да, это была она. До невероятно неприлично упитанная дама. Это была она. В белом халате, с повязкой на лице и в белом колпачке.

При виде Лагужиной, Прасковья вскрикнула до неузнаваемости пронзительным и пугающим криком. Ей казалось, что это невозможно. Она спит и вот-вот проснется и, этот кошмар закончиться. Ведь ей это лишь только сниться. На этой мысли она успокаивала себя: — Сон, сон. Это только сон, страшный сон который вот-вот закончиться. Я сейчас открою глаза и этот кошмар закончиться. — Закрыв глаза, она сосчитала до дести и открыла глаза. Но сон не кончился. Ее кошмар который шел к ней в образе Лагужиной приближался к ней как будто, ей казалось, что этот кошмар приближался к ней. Прасковья снова вскрикнула:

— Нееееееееее т!!!!!!!!!!!!!!!!!

Приблизившись к Прасковьи Лагужина спокойна спросила.

— Как сегодня Вы себя чувствуете?

Прасковья неистова выкрикнула, и сама испугалась от того, как она это она смогла.

— Убийцаааааа, а, а, а.

Это слова она выкрикнула изнутри себя. Как можно было б сказать это слово было само, из ее груди.

Лагужина удивилась:

— Убийца? С чего Вы это решили?

Прасковья оскалилась. Став похожа на злобную хищницу ШАКАЛА, сказала тихим спокойным голосом:

— Убийца.

Лагужина снова спросила:

— Вы обвиняете меня в убийстве, почему? Я никого не убивала и…

— Убийца. — Снова оскалилась Прасковья. — Ты убила моего мужа, лишила меня семьи. — Обвиняла Прасковья Лагужину в смертных грехах. — Ты, убийца, убийца человеческого дитя. Да. Это ты лишила меня радости материнства.

— Я??? — Оскорбилась Евдокия Петровна. — Да ты сумасшедшая!

— Нет. — Возразила Прасковья. — Я не сумасшедшая. Нет, я то в своем уме, а ты, ты в своем?

— Я то в своем. — Говорила Лагужина. — А ты разве в своем? Это ни я лежу в палате на кровати а ты.

— Это так. — Согласилась Прасковья. — Я лежу здесь, здесь в палате, в палате в которую ты ты меня положила и этот, как его? Берия.

Лагужина с настороженностью спросила:

— Что Берия?

— Это он приказал упрятать меня сюда.

— Но ты обвиняла меня? — Заметила Лагужина. — Объясни, что ты имеешь ввиду?

Прасковья секунду подумав выстрелила словно из ружья.

— Это он приказал упрятать меня сюда а ты способствовала этому процессу.

Лагужина ухмыльнулась, спросила:

— Какой сейчас год?