Встреча, или другая реальность. Черная Дыра

Голова у Прасковьи болела, и она ничего не помнила. Помнила лишь то, что кто-то дал ей еще один шанс. Помнила то, что она пообещала исправиться и больше не прикасаться к бутылке. Она помнила слова:

— Что ж, я дам еще один шанс. Наверное последний и решающий. Не упускай его. Он будет в твоей жизни последний шанс.

Это она помнила, как наставление. Как зарок своей жизни.

Глава 20

Лагужина попросила оставить их с Прасковьей наедине. Когда все вышли, Евдокия Жаловская взяла стул, поставила его возле кровати, села.

В эту самою секунду Прасковья что-то вспомнила.

«ДА, ЭТО ОНА. ОНА ТА СТЕРВА, ЧТО УПРЯТАЛА МЕНЯ В ДУРДОМ!»

Лагужина спросила:

— Расскажи, что ты помнишь?

Прасковья зароптала. Она прижалась к спинке кровати, подозрительно смотря на Лагужину. Ей казалось, что та смеется над ней. Ехидно улыбается, будто говоря: — Ну говори, говори. Ври что придется. Все равно я знаю все. Все, что мне нужно я знаю. — Прасковья прикрылась одеялом, словно как бы защищаясь от ненавистного ей взгляда Евдокии Жаловской. И махая рукой в ее сторону, будто хотела что бы Лагужина, этот ее злой гений исчез, Прасковья пролепетала:

— Изиде. Тебя нет. — Она словно по мгновению волшебной палочки, запрокинула голову назад. И словно какой-то ком встал в ее горле. Она просвистела носом. Сердце ее учащенно забилось, и она из последних сил вымолвила: — Что тебе надо? — При этом ее глаза, в них читался испуг. Испуг и ужас. Ужасно, когда человек не понимает что с ним. Что с его рассудком? И еще ужасней, что он не может отличить вымысел от реальности. Это может быть последствием каково-то стресса или нарушение психосоматического сознание. Его стресса и его раздражителя. Этим раздражителям стала Лагужина Евдокия Жаловская.

Лагужина испугавшись, позвав Григория, сказала:

— Она перенесла стресс, и теперь ей нужен как-никогда близкий человек.

Григорий сказал, глядя на свою жену.

— Я ни хочу что бы дочь видела ее в таком состоянии.

Лагужина осторожно поинтересовалась:

— Хочешь, чтобы я Нину взяла к себе?

Григорий ответил:

— Нет. У тебя ей не место.

— Тогда?…

— Я хочу что бы ты пожила у нас.

Евдокия Жаловская предположила:

— Хочешь что бы я стала ее сиделкой?

— Нет.

— Тогда?… — Она сделала паузу. — Говори я готова выслушать тебя.

— Я хочу что бы она поправилась. — Сказал Григорий, добавил. — И хоть я тебя не люблю, я готов принять тебя в нашу семью, ради нее.

Лагужина удивилась:

— Ты ее так любишь?

— Нет. — Ответил Григорий. — Но у нас общий ребенок. И тут никуда не денешься. Я готов на все, что бы моя дочь была счастлива.

Лагужина удивилась. Она никогда не слышала от Григория что он не любит свою жену, а ради дочери способен жить с ней. Терпеть ее. Ее жизненный образ. Она сказала:

— Я снимаю перед тобой шляпу.

В это время к Прасковьи вернулся ее рассудок. Ничего не понимая она спросила Григория:

— Гришь, что происходит?

Григорий ласково посмотрел на свою жену. Погладил ее по ее волосам, сказал:

— Ничего. Ты просто приболела.

— Что со мной?

В комнату вбежала Марфа. У нее было очень радостное настроение. На лице ее сияла улабка.

Григорий спросил:

— Что случилось?

Марфа подбежала к кровати. Сказала:

— Случилось, вот именно что случилось!!!

— Да что случилось? — Не понимал Григорий.

Марфа подбежала к кровати, игриво посмотрела на Прасковью.

Прасковья ничего не понимая спросила:

— Что случилось?

Марфа загадочно улыбнулась.

Прасковья спросила:

— Что?

Все присутствующие внимательно смотрели на Марфу. Та радостно от всей души выкрикнула.

— Ты беременна!

Не веря своим ушам, в полном остолбенении, Прасковья сказала:

— К-как беременна?

— Только что приезжал доктор. — Сказала Марфа. — Он сообщил эту радостную новость.

Прасковья не знала что сказать. Она чувствовала себя не в себе. Радость и горе охватили ее женскую грудь. Она почувствовала, что силы возвращаются к ней. Ей дан еще один шанс, шанс стать матерью. Но какая его ожидает судьба? Горе, вечно пьяная мать. — «Какой же может родиться ребенок?» — Думала она. Какой? Если ее мать вечно пропадает в кабаках? И это будущие ее пугало.

Марфа спросила:

— Ты рада?

Прасковья ничего не ответила. Но по ее виду можно была понять, что да, она счастлива. Счастлива как никогда. Рада и счастлива. Она легко и глубоко вздохнула полной грудью. При этом она вытянула рука над собой.

— Как хорошо. — Сказала она. И положа руки на свой животик, добавила. — Я тебя никому не отдам. — Она посмотрела на присутствующих. — Знаете, я Вам всем обещаю, что с сегодняшнего числа бросаю пить и курить.

Григорий ласково улыбнулся.

— Я рад это слышать. — Сказал он.

— Я то же! — Порадовалась за нее Марфа.

Лагужина ласково, будто жаля змея, улыбнулась.