— Знаешь, я понимаю твои чувство ко мне, и, — он указал рекой на Марфе, — этой женщине.
Прасковья неиствовала
— Марфе, ты хотел сказать?!
Григорий не был удивлен, что она знает это имя, он продолжал.
— Да, Марфы.
Заметив, что Григорий не удивился, Прасковья потребовала с него ответ:
— Сколько времени это продолжается?
Тот с насмешкой, или иронической улыбкой посмотрел на нее, затем на Марфу, сказал:
— Вряд ли ты мне поверишь.
— ГОВОРИ.
— Сегодня первый раз.
Прасковья ехидно улыбнулась. Сказала, глядя ему прямо в лицо:
— НЕ ВЕРЮ!!! Я тебе не верю. А с тобой сука. — Обращалась она к Марфе. Я с тобой разберусь. — Затем она повернулась и выйдя из комнаты, закрыла за собой дверь. И Марфа бросила с иронией в след:
— Конечною.
— Заткнись.
Марфа встала с кровати, оделась. Она уже жалела, что переспала с ним. Но с другой стороны никто из них не знал, что она придет сегодня. Хотя она забыла, что это ее дом, и прийти могла в любой момент. Она спросила:
— Что с нами произошло?
Тот к ней повернулся, подошел твердо сказал:
— Стерва.
Та залепила ему горячую пощечину.
— Я НЕ СТЕРВА. — Заявила она и вышла из комнаты.
Григорий подошел к окну, теряя ладонью щеку, и о чем-то размышлял. О чем он нам поведает позже. А сейчас мы оставим его наедине с собой, и вернемся к женщинам.
И так Марфа вошла в кухню, и увидела Прасковью, сидящую за столом, с начатой откупоренной бутылкой самогонки. Увидев Марфу, та недовольно фыркнула:
— Ты, чего надо?
— Поговорить.
— О чем?
— О нас.
— И? — Пристально глядя на Марфу, Прасковья прошипела. — Незачем, все и так ясно.
Марфа подошла к столу, налила себе стакан полной до краев самогонки, выпила ее, села рядом, сказала:
— Ты меня все-таки выслушаешь.
— Зачем. — Бросила та. — Все и так ясно.
— И что тебе ясно?
— Он мне. — Снова говорила она. — Я это ему никогда не пращу.
Марфа понимала ее чувство, может она так же себя вела, если б застала своего мужа в пастели в объятиях другой сволочи-женщины, если застала ее в постели со своим мужем. Впрочем, каждая из женщин повела бы себя по-разному. Кто знает, как бы повела б себя Прасковья, будь она трезва? Это нам не известно.
— Хорошо. — Согласилась Марфа с Прасковьей. — Будь по-твоему. Он тебе изменил. Но скажи сама себе, ответь на простой вопрос; — почему, он изменил тебе, в ком причина? Может не в нем, а в тебе? — Задала Марфа вопрос Прасковьи, на которой она не смогла ответить. — Что, не можешь ответить?
— Согласна. — После некоторого раздумья согласилась она. — Я плохая жена, и женщина в том числе. — Она снова налила стакан самогонки и залпом выпила ее. — И? — Задала Прасковья вопрос Марфе.
— Что и? — Не поняла та, что Прасковья имеет в виду.
— А он сам виноват! — Как бы оправдываясь перед самой собой, говорила Прасковья.
Марфа осторожно спросила:
— Что ты имеешь в виду?
Прасковья жестоко рассмеялась, как будто, да в прочем может и в за правду, она впала в истерику. Она дико рассмеялась, она говорила:
— Ты, сука. Какая ты сука. Мало того, ты переспала с моим мужем, ты еще говоришь, нет, утверждаешь, убеждаешь меня, что я же в этой измене виновата. Ну ни сука же ты после этого? …
Марфе нечего было возразить, ведь она знала, что Прасковья права. Она хотела лишь поговорить с ней о происшедшем, а вышло действительно так, как будто она убеждала ее в своей непричастности к произошедшему в спальне, хотя разговаривала она с ней там так, как будто она была женой Григория, а Прасковья Филипповна влезла в постель в качестве любовнице ее мужа. Да, ситуация.
— …Это дело я так не оставлю. — Продолжала неиствовать Прасковья. — Ты узнаешь меня, узнаешь, на что я способна…
Марфа с интересом спросила:
— И что же ты мне сделаешь?
Прасковья на секунду задумалась. Она не знала что она сделает, или просто исчерпала свой словарный запас, а может приступ гнева прошел, она не понимала, и не найдя что ответить сказала:
— …Не знаю, еще не решила. — Тут она успокоилась, пришла в себя, и мотнув головой сказала. — Что это со мной? Она не понимала, что с ней сейчас было. Она не помнила ничего из того что с ней произошло. Она спросила. — Что я говорила? Не помню.
Марфа недоуменно смотрела на нее. Она, то же не понимала, что сейчас было с Прасковьей. Ей было одно объяснение, ее поведению, (БЕЛАЯ ГОРЯЧКА). Да, она. Больше нечего. Марфа спросила:
— Ты хорошо себя чувствуешь?
Прасковья ответила:
— Хренова.