Встреча на далеком меридиане

— Нет, — ответил Ник. — Чтобы прочесть русскую газету, мне даже со словарем потребовалось бы несколько часов. Но мы с ним все обсудили весной в Кливленде.

— Именно это я и хотел бы уточнить. Судя по всему, он уже после поездки в Соединенные Штаты получил какие-то дополнительные данные, подтверждающие его теорию.

— Не может быть, — сказал Ник. — Я разговаривал с ним всего час назад, и он ни словом об этом не упомянул. — Он нахмурился при одной мысли о таком невозмутимом и любезном двоедушии. — Ни единым словом.

— Это вас удивляет?

— Правда, я около месяца разъезжал по свету, но при обычных обстоятельствах он написал бы мне одновременно с передачей своего сообщения в какой-нибудь физический журнал. И только после этого он дал бы интервью в газету. То есть все это — в том случае, если их физики придерживаются тех же правил, что и мы. А я в этом убежден.

— Но если для него это вопрос престижа отечественной науки?

Ник нетерпеливо покачал головой.

— Для меня это просто вопрос профессиональной этики. С какой стати скрывать от меня то, что он сообщает миллионам читателей газеты, которые понятия не имеют о физике? Здесь какая-то ошибка. Иначе быть не может.

— Почитайте «Правду».

— А где-нибудь здесь не найдется номера с этой статьей?

— Я спрошу. Но если нет, поедем ко мне после приема, и я вам ее переведу. А теперь, если хотите, я представлю вам миссис Робинсон.

— Нет, — ответил Ник, расстроенный и смущенный. — Спасибо, пока не надо.

Он почувствовал большое облегчение, когда Адамс отошел и он остался один. Его мучила мысль, что Прескотт может оказаться на тысячу процентов прав. Одно дело — не упомянуть о планах нового эксперимента до его проведения, и совсем другое — скрыть от собрата ученого полученные и обработанные данные. И так уже, к несчастью, эпоха требует, чтобы некоторые разделы физики засекречивались ввиду их военного значения. Но ведь в данных, полученных Гончаровым, не могло быть ничего секретного! Проще всего предположить, что эта скрытность диктуется стремлением обеспечить себе преимущество, поставив Ника в глупое положение, когда он будет делать свой доклад. Пропагандистская победа, которую предсказывал Прескотт. Но Нику было слишком тяжело думать так о Гончарове. Вероятно, здесь какое-то недоразумение. Иначе вся его поездка теряет смысл. Однако, пока он сам не прочтет статью, он не может так просто отмахнуться от этого варианта.

Внезапно ему захотелось поговорить с кем-нибудь, кто не имел бы ни малейшего отношения ни к физике, ни к конференции. Он оглянулся, ища взглядом рыжеволосую женщину, просто чтобы отвлечься, но на прежнем месте ее уже не было.

Однако мгновение спустя, повернувшись, чтобы взять коктейль с подноса, который проносили мимо, он вдруг замер — она брала бокал с того же подноса, внезапно возникнув рядом с ним, словно его желание исполнилось, как по волшебству. Когда поднос унесли, они оказались лицом к лицу, и он взглянул в задумчивые глаза, ясные, как глаза лани; чуткие и зоркие, они могли выражать горе, изумление, радость или просто раскрываться от наивного удивления. Они, казалось, говорили, что все это уже видели и раньше — и на все это смотрели либо с состраданием, либо с легкой улыбкой.

Он чуть-чуть приподнял свой бокал.

— За ваше здоровье, — сказал он. — Да сбудутся все ваши желания.

Она удивленно поглядела на него, потом улыбнулась и тоже приподняла бокал.

— Благодарю вас.

Это было сказано шутливо, и в то же время казалось, что она готова отнестись к его словам гораздо серьезнее, если только поверит в их искренность. Затем, после маленькой паузы, она добавила:

— Да сбудутся и мои, и ваши желания!

Они отпили немного, не глядя друг на друга, но все еще чем-то друг с другом связанные. Он украдкой покосился на ее короткие волосы, рыжие, мягкие и прямые. Его охватил страх, что она сейчас отойдет.

— Мне очень хотелось поговорить с вами, — сказал Ник, и она снова внимательно посмотрела на него. — Я никак не мог догадаться, кто вы и чем занимаетесь. Сначала мне даже показалось, что вы русская…

— Я живу здесь уже давно, — ответила она, — а кроме того, этот мой костюм сшит здесь.

— Неважно почему, — сказал он, — но вы самая интересная женщина в этой комнате.

— Я? — она изумленно поглядела на него, проверяя, не шутит ли он.

— Вы обладаете удивительным свойством… — Он умолк, пытаясь разобраться в собственных впечатлениях, — свойством неопределенности. Вы такая, и вы не такая…

Она продолжала глядеть на него так, словно он в чем-то обманул ее ожидания. Но в конце концов засмеялась, и глаза ее весело заблестели.

— Должна признаться, этого мне никто никогда не говорил.

— Кто вы? — спросил он. — Чем вы занимаетесь? Откуда вы?

Она еще несколько секунд молча смотрела на него, стараясь догадаться, что за человек скрывается за этим градом вопросов. Затем, улыбнувшись, выбрала из них тот, который позволял ограничиться наиболее конкретным ответом.

— Не хотите знать, где я родилась?

— Начните с этого, — разрешил он. Лишь бы завязать разговор, а как это не имело ни малейшего значения.