Встреча на Рю Дарю

– В ночлежке какой-то, на улице Асселин. Деньжат у меня немного.

– Понятно. Вот мой адрес, – Сергей Петрович протянул Фомину визитку. Жду вас у себя вечером в семь. Познакомлю с женой и сыном. Им очень интересно будет узнать про жизнь на Родине. Заодно сообщу, есть ли для вас вакансия. До вечера.

– До вечера, Сергей Петрович, – Фомин привстал и поклонился. Его собеседник быстро оделся и исчез за дверью.

Иван Никифорович аккуратно допил водку, доел омлет, поблагодарил Яшу, поклонившись ему в пояс, и тоже вышел на мокрую парижскую улицу. На указателе значилось: «Рю Дарю».

«Смешное какое название», – подумал захмелевший Фомин и вправду засмеялся. Прохожие дамы обернули к нему свои головки в изящных шляпках. Он улыбнулся им своей щербатой улыбкой. Они в ответ засмеялись, но затем отвернулись и ускорили шаг. Должно быть, пьяный с утра гражданин не внушал им доверия.

Пройдя дальше по «смешной» улице, он вдруг увидел большую церковь. «Надо же, маковки и кресты как у нас, неужели православная?» Постоял-постоял, но войти так и не решился. «Кто ж меня пустит, безбожника, эх…», – и молча побрёл дальше.

«Ну что за жизнь – не жизнь, а красота!» – думал вскоре Иван Никифорович. Полдня он гулял по Парижу, слушал уличных музыкантов, заглядывался на женщин, осмелев, улыбался редким американцам в военной форме. Потом сомлел на лавочке в сквере Луи Шестнадцатого, у церкви Покаяния.

Во сне он увидел молодого парня с тоненькими усиками, в окровавленной белой рубахе, со следами побоев на лице. Он безотрывно смотрел в глаза Фомину. Его взгляд проникал в душу, жёг, рвал на части. Фомин зажмурился. И проснулся в поту. Уже вечерело. Его вновь одолел липкий страх.

«А что если Сергей Петрович – агент НКВД? Приду я к нему, а он сдаст меня «кому следует». Да нет, не может быть! Типичный белогвардеец, я-то их помню по Крыму…» – подумал он и осёкся, замотал головой, как бы отгоняя наваждение.

Так, одолеваемый сомнениями, опасливо косясь то на зловещих горгулий на Нотр-Даме, то на французских жандармов, Фомин добрёл до указанного в визитке адреса, вошёл в освещённый подъезд, поднялся по лестнице, позвонил.

Дверь открыла пожилая женщина в очках, одетая просто, по-домашнему. В квартире пахло снедью.

– Здравствуйте! Вы – Иван?

Иван Никифорович кивнул.

– Сергей, к нам гость! – крикнула она в коридор и пригласила Фомина войти.

Он аккуратно разулся и разделся. Полы в прихожей были чистые, паркетные. Быстро переобулся в предложенные мягкие тапочки, дабы скрыть дырявые, не стиранные давно носки. Ему стало стыдно.

– Да не стесняйтесь вы, проходите! Мы вам искренне рады!

В маленькой комнатке с вышитыми провансальскими занавесками на окнах стоял круглый накрытый стол, уставленный едой в маленьких хрустальных вазочках, и пара графинчиков с настойками. В углу Фомин приметил скромный алтарь, и тлеющий огонёк лампадки. Христос со старой, потемневшей иконы смотрел прямо на Фомина. Повинуясь внезапному порыву, он истово перекрестился, так, как делал его отец, как не делал он сам уже давно.

В комнату вошёл Сергей Петрович.

– Вы верующий, Иван Никифорович? А я-то думал, что вы там все давно атеисты.

– Безбожники мы. Да только, как война началась, – в церковь повалили. Которые остались, неразрушенные. Вот и победили, похоже Бог не оставил нас…

– Не оставил, Иван Никифорович! Присаживайтесь! Бог, он бесконечно терпелив, он ждёт, когда все русские к нему вернутся. Вот вижу, вы уже на верном пути. Там рядом с кафе, где мы встречались, собор стоит, видели? Мы с Анной – его прихожане. Так что присоединяйтесь.

– Церковь видал. Да зайти постеснялся. Не знаю я ничего, все молитвы забыл. Молитвослов в детстве последний раз читал…

– Это ничего, всё придёт. Главное – вера. Без веры русскому человеку – никак. Без веры мы бы тут все пропали.

Сели за стол. Втроём, так как сын Сергея Петровича «где-то запропастился, наверное, у французских друзей гостит». Хозяйка, Анна Геннадьевна, жена Сергея Петровича, попросила Фомина вновь рассказать ей свою историю, а после буквально засыпала вопросами. Он охотно, хотя и не без смущения, отвечал, то и дело вздыхал, виноватился. Наконец Сергей Петрович хлопнул себя по лбу и воскликнул:

– Совсем забыл о деле! Иван Никифорович, я ведь работу вам подыскал! И не какую-нибудь, а шефом-кондитером в ресторане «Светлана», улица Орзель, на Монмартре! Пойдёте?

– Я-то? Пойду, как не пойти! А что за ресторан такой?

– Русский ресторан, до войны очень популярный был у нашей публики. Потом, в оккупацию, персонал весь в Сопротивлении участвовал, партизанил потихоньку. Многих немцы схватили и замучили. Сейчас вот только вновь открываются. Хозяин – хороший человек, Пётр Петрович Морщинский, я с ним лично говорил о вас. Представил, как хорошего повара, носителя русских традиций. Ведь так?

– Да батюшка мой был лучшим кондитером в Калуге! Он и дворянское собрание потчевал! Все его рецепты – у меня в башке. Я кое-что барону своему готовил, так он в восторге был. Не подведу, Сергей Петрович!