Встреча на Рю Дарю

Фомин встал, а потом попытался в пояс поклонится, но немного закачался от выпитого. Сергей Петрович мягко усадил его на стул.

– Сидите, сидите и закусывайте, а то от радости вы совсем кушать перестали. Всё теперь в ваших руках. Если дела у ресторана пойдут в гору – забудете о бедности. Народ здесь погулять любит, вроде и война была, а им хоть бы что!

Иван Никифорович был вне себя от счастья. Анисовая кружила голову, а сердце раскрылось от благодарности к человеку, русскому человеку, хоть и белогвардейцу, которого вчера он ещё совсем не знал.

За чаем он продолжал рассказывать хозяевам что-то пустяковое, но, по его мнению, забавное, всячески стремясь угодить. А потом Сергей Петрович, дождавшись, пока от крепкого чая Иван Никифорович немного протрезвеет, позвал его в свой кабинет.

Это была крохотная комнатёнка, вся забитая книгами. Никогда Фомин не видел ещё столько книг в одном месте, и от удивления раскрыл рот.

– Иван Никифорович, видите ли, я – писатель. Ну а хороший писатель должен быть и хорошим читателем, не так-ли? Вы любите читать?

– Да я, Сергей Петрович, признаться…всё больше по профессии читал. Книги поваренные, справочники. Однажды дали мне товарища Ленина этого брошюру почитать, в партию вербовали. Да я не осилил. Ерунда какая-то!

– Тут я с вами соглашусь. Однако же эта «ерунда» как-то всю страну вверх тормашками поставила. А я вам хочу дать почитать свою книгу. Она о нас, об эмигрантах. Тут написана, в Париже, до войны. Это, чтобы вы нас лучше понимали и не осуждали.

– Да как же можно, Сергей Петрович, вас осуждать! Вы – душа-человек! Я обязательно прочту, хотя это мне и в новинку будет.

Над письменным столом висели тусклые фотографические портреты. Сергей Петрович указал на них и со вздохом произнёс:

– А это вот родные мои. Вот отец, я ещё мальчишкой был, когда он умер. Мамашенька, в 25м Богу душу отдала, мне весть о том передали. Брат мой младший, Алексей, пропал без вести в Крыму, не смог эвакуироваться. Я из Севастополя отплыл, а он санитаром был, из Феодосии отступить был должен. Да там и потерялся след.

Сергей Петрович перевёл взгляд с фотографии на собеседника. Страшное, перекошенное лицо того заставило его с удивлением замолчать.

– Что с вами, Иван Никифорович?

На Ивана Никифоровича с фотографии смотрел юноша из его недавнего краткого сна на лавочке в сквере Луи Шестнадцатого. Что у церкви Покаяния. И из очень далёкой были…

***

– Фомин, чего разлёгся! Собирайся, поедем!

– Куда ещё?

– Там узнаешь! Приказ Крымревкома!

Иван Фомин, рядовой-повар 78го стрелкового полка 9й стрелковой дивизии РККА, что пару дней назад ворвалась в Феодосию, пленив больше тысячи белых, в основном раненых и выздоравливающих, только что с товарищами приготовил полковой обед и прилёг отдохнуть. Он, хотя и не принимал непосредственного участия в боях, был всё время на ногах, из-за чего был вымотан и мечтал об полноценном отдыхе. Но теперь-то – войне конец!

И вот его опять куда-то срочно зовут. Наверное –за продуктами, реквизированными у буржуев.

– Винтовку захвати!

– Это ещё зачем?

– Приказ!

Он с товарищами нехотя залез в кузов трофейного Фиата, и автомобиль затарахтел по кривым улочкам Феодосии, то поднимаясь, то вновь спускаясь, пока не оказался на окраине. Серые тучи весь день закрывали солнце, оно тускло светило сквозь них. "Мёртвое солнце", -подумал Фомин. На душе было муторно.

– Вылезай!

– Так зачем нас привезли?

К авто подошёл низенький человек в кожанке, с торчащими усиками и бородкой клинышком «под Троцкого».

– Вгагов тгудового нагода гастгеливать!

– Людей у них не хватает, понимаешь ли, – буркнул завхоз. Вот и нас даже задействовали…

Их построили шеренгой перед колышущимся рядом бледных измученных людей, в одном белом исподнем. Лица одних дышали ненавистью, вторых – выражали невыносимое страдание, но многие держались спокойно и с достоинством, неведомым Фомину. Иван старался на них не смотреть, отводил взгляд. Но, и справа и слева, на всём пространстве неровного пустыря – стояли такие же расстрельные команды, звучали залпы, падали в ров убитые, конвоиры подводили следующих.

– Быстгей, товагищи, ского стемнеет. А нам кговь из носу -упгавится надо! – суетился человек в кожанке.

– Во врагов трудового народа, беляков, буржуев, эксплуататоров, – цельсь!

Иван неловко вскинул винтовку. Перед ним стоял бледный юноша, почти ровесник, его тоненькие усики нелепо топорщились, но взгляд был направлен прямо на него, Ивана. Смотрел он смело, с вызовом.

– Пли!

Иван зажмурился и выстрелил.

***

Теперь юноша вновь смотрел на него с фотографии в парижской квартире. Сомнений не было – это был он. Иван Никифорович закрыл лицо руками.

– Да что с вами, Иван Никифорович! Присядьте, присядьте, сейчас Анна воды принесёт!