Встреча. Повести и эссе

Постоим перед замком, обезображенным ныне пристройкой, напоминающей складские помещения, или пройдем через запустелый парк, вернее, его печальные останки, где свинарник, принадлежащий кооперативу, отравляет воздух навозными испарениями; а лучше всего закроем глаза и попытаемся представить себе то время, когда Август Вильгельм Шлегель, Фарнхаген фон Энзе[199], Бернхарди[200], Генрих фон Клейст, Э. Т. А. Гофман или Вильгельм фон Гумбольдт бывали частыми гостями в доме, где их радушно принимали, попытаемся погрузиться в атмосферу этих встреч с чтением вслух, музицированием, дружескими беседами на открытой террасе и длительными прогулками по обширному парку к озеру Гренингер. Если внимательно присмотреться, то в стороне от дороги можно обнаружить укрытый зарослями кустарника наполовину разрушенный памятник времен Бриста, поставленный отцом Каролины преждевременно умершему брату; обратную сторону его украшают стихи (не Фуке ли?):

Красу творенья Брист здесь увидал,
Ему ее здесь не увидеть снова.
Но если бы из гроба он восстал,
Он в новой жизни снова б увидал
Красу творенья и угла родного.

Еще один след, оставленный Фуке, можно обнаружить в деревенской церкви Неннхаузена. Там он возложил свой меч, возвратившись майором вольных стрелков с освободительных войн, и снабдил его весьма примечательной надписью: «Сей меч, коим владел барон де ла Мотт Фуке, сослужил честную службу, защищая отечество в 1813 году, и принесен сюда в жертву как дар святой во славу господа и в награду за победу праведного дела 14 января 1814 года».

В 1833 году Фуке навсегда покидает Хафельланд; здесь он прожил почти пятьдесят лет, тридцать из них были отданы сочинительству. Однако в творчестве его это не нашло ни малейшего отражения. Хафельланд был действительностью, но не ее живительными соками питалась его поэзия — она рождалась из грез.

Верный рыцарь

Все, кто был знаком с Фуке и оставил о нем печатные высказывания, сходятся во мнении, что это был честный человек. Слова «честный», «порядочный», «славный», «чистосердечный», «прямодушный», «правдивый», «неподкупный», определяющие черты его характера, встречаются в высказываниях о нем, даже если они содержат критику или насмешки над его образом мыслей и поэзией. Когда он начинает стареть и ни один из его многочисленных друзей уже не мыслит как он, бескомпромиссное постоянство его взглядов не может не вызывать уважения. В то время как мир вокруг него меняется, Фуке остается таким же, каким был. Отвергая новое знание и исторический опыт, он остается верен самому себе и, естественно, с каждым годом все больше не соответствует духу времени.

Фуке никогда не мыслил в духе времени, ибо не принимал его таким, каким оно было. Ребенком он вживается в тот мир, который даже нельзя назвать минувшим, ведь в том облике, каким оно видится Фуке, прошлого никогда не существовало. Естественно, мир этот феодальный, но вымышленный. Господствует в нем, собственно, не само дворянство, но дворянская добродетель, которую Фуке неизменно именует рыцарством. Когда его просят объяснить, что подразумевается под этим, он говорит о «некой нежной сущности, едва ли не столь же нежной, сколь девическое целомудрие», которая, «подобно ему, нуждается не столько в определении, сколько в изображении и сохранении в ее чистоте. И того и другого я стремлюсь достичь в своей жизни и в своем писательском труде; и если в жизни — мрачной жизни частного лица — ее лучше всего сохранить (и опять здесь уместно сравнение с девическим целомудрием), не говоря о ней вслух, то как поэту мне все же дана счастливая возможность заставить своих героев выражать образ мыслей и чувствований на словах и на деле, отчего и собственное мое сердце приходит в движение и преисполняется радостью. Чувство, живущее в душе каждого истинного мужчины, дает мне ответ — более красноречивый, чем его способна дать самая обстоятельнейшая дефиниция».