Встреча. Повести и эссе

Итак, он не знает определения, знает только, что нужно чувствовать то, чего хочешь добиться; и вообще чувство ставит выше разума и знания; в истории он не очень разбирается, хотя постоянно пишет о ней, о действительности же он как поэт просто не хочет ничего знать. Рыцари, являвшиеся ему в грезах, когда он был ребенком, не оставляют его и взрослым мужчиной, они живут рядом, продолжая, как и в детстве, волновать воображение, наводняют стихотворения, драмы, романы, рассказы, автобиографии, статьи, письма, выглядят более живо и реально, нежели то, что окружает его в настоящей действительности. Они — неизменные и благородные герои его сочинений, полны жизненной силы, наделены рыцарской добродетелью, как он ее мыслит, и возвышенным духом, равно как и физическим совершенством. Поэт, будучи сам невысокого роста, по-видимому, искренне верил, что герои минувших эпох были воистину богатырями. В поэтическом сочинении «Замок Герольдзек», предназначенном для сцены и написанном после поражения Пруссии под Иеной и Ауэрштедтом, он свидетельствует об этом с невольным комизмом: некий странник — в его облике легко угадывается сам поэт — уходит в дикую пустыню, ибо не может перенести позора своего отечества. Встретившийся ему на пути крестьянин поведал легенду о замке, в котором скрываются древние герои, ждущие своего часа. В полночь они являются путнику во сне: Зигфрид, Хильдебранд, Роланд, Германн, Ариовист, Генрих фон Фоглер, Карл Великий, Виттекинд, Генрих Лев, Альбрехт Ахилл, Бернхард Веймарский. Несмотря на всяческие раздоры, царившие между ними, они едины в стремлении «очистить немецкую землю». Тут вмешивается странник, рассказывает о своем участии в Рейнской кампании 1794 года и призывает взяться за оружие:

Ариовист. Что шепчет этот карлик?

Зигфрид.

Напомнил мне он
Казначея Альбриха,
Что с честью нибелунгов клад стерег.

Бернхард Веймарский.

Однако люди
ростом меньше стали,
И нам не следует всех мерить по себе.

Альбрехт Ахилл.

Но этого я знаю. Когда он был
ребенком,
В мечтах он часто представлял меня.
То смелый мой налет на Грэфенберг,
То подвиг мой,
   когда я знамя дерзко вырвал
Из рук противника — шестнадцать рыцарей то были.
Он это часто в играх повторял.
Позднее же, когда он щедрым даром песнопенья
   был награжден, —
О чем он пел охотней и пламенней всего,
как ни о доблести немецкой?
Но смерть твою, Роланд, в долине Ронсеваля
Он столь же пылко чтит! И о твоих,
Король великий Ариовист, сраженьях помнит…
Хранит он, Зигфрид, в любящей душе
Твои деянья, верность им храня,
И жаждет их воспеть правдивым словом.

Германн.

Похвально, Альбрехт, все, что вы сказали,
Но наперед всего пускай он нам покажет,
Умеет ли с конем, как рыцарь, сладить он,
К тому ж рубить клинком, как принято у нас.

Ариовист.

Коня ему. И в руки меч надежный.
Ну что ж, неплохо. Смотрится вполне,
Я думаю, малыш не даст себя в обиду.

Зигфрид.

Да ведь и враг не всякий из породы
   великанов.

Генрих дер Фоглер.

Альбрехт сказал, ты песни петь умеешь.
Есть у тебя соратники в благом деяньи?

Странник.

Среди моих друзей певцов немало славных.

Генрих дер Фоглер.

Тогда скачи вперед пред войском нашим,
Буди друзей своих и пой про наш поход,
Чтоб люди в городе и на селе не мнили,
Что небо рушится, коль мы в поход идем.

Ариовист.

Вреда не будет в том. Скачи — и…

Тут странник просыпается, видит, что время для возвращения героев не настало, однако он не оставляет надежды:

Ты в сердце сбереги навек
Память о замке Герольдзек.
В немецком сердце их кумир,
О них еще услышит мир.