Встреча [= Свидание]

— Дядя Боря не был настоящим политическим беженцем. Он — советский разведчик, замаскировавшийся под диссидента, которому было поручено посеять разброд и шатание в рядах работников атомной промышленности.

— Ты сама до этого додумалась? — спросила я лукаво.

— Сама, — ответила она, не дрогнув. — Я заметила, что у него на левом запястье — синяя татуировка, это его шпионский номер. Он пытался закрыть его кожаным браслетом, который носил якобы для укрепления сустава при нагрузке. Но это неправда, потому что он никогда не таскал тяжестей.

— Не слушай Мари, — сказала Каролина. — Она постоянно выдумывает всякую фантастическую небывальщину, шпионские страсти или истории про духов. Дети читают слишком много сказок.

В эту минуту я обнаружила, что за нами наблюдает какой-то человек. Он стоял за углом чуть поодаль, в нескольких шагах от нас, и чересчур пристально рассматривал нашу немногочисленную группу. Сначала я подумала, что его внимание было особенно сосредоточено на Мари.

Он выглядел лет на сорок или чуть постарше, на нем был серый английский двубортный костюм-тройка (пиджак, брюки и жилет), правда, поношенный, потертый и потерявший вид; такими же несвежими были рубашка и галстук, будто он спал одетым, пока ехал в поезде дальнего следования. В руке он держал черный кожаный чемоданчик, напомнивший мне, точно не знаю почему, саквояж хирурга.

Пронизывающий взгляд темных, глубоко посаженных глаз, асимметричные, тяжелые, неприятно грубые черты лица, большой рот, скривившийся в усмешке, — все это внезапно показалось мне знакомым, тем, что я видела совсем недавно, но забыла, где именно.

Вспомнила: он — шофер такси, доставивший меня на вокзал. Мне стало до того не по себе, что я почувствовала, как покраснела. Я отвернулась от мерзкого типа, но через несколько секунд уставилась на него.

Он, не шевелясь, смотрел в ту же сторону, что и раньше, но на самом деле, наверное, подстерегал Каролину. Я уже говорила, что Каролина очень привлекательная? Высокая, ладная, стройная, с коротко стриженными светлыми волосами, нежным, почти юношеским лицом, она — вылитая Джейн Франк, и мужчины любого возраста всегда оказывают ей более или менее явные знаки внимания.

Мне следует еще кое в чем признаться: уверяют, что мы похожи как две капли воды. Обычно нас принимают за сестер, а еще чаще — за близнецов. Нередко бывало, что друзья обращались ко мне, полагая, что говорят с ней, из-за чего и случились некие странные события.

Тут Каролина прервала ход моих мыслей:

— Что с тобой стряслось? — спросила она, с беспокойством разглядывая меня. — На тебе лица нет. Будто померещилось что-то ужасное.

Догадавшись о причине моего волнения, Мари принялась спокойно во всеуслышание разъяснять:

— Вон там — тот тип, что привязался к нам еще тогда, когда мы вышли из поезда. У него в чемоданчике полно ножей. Разумеется, он — развратник, я сразу это поняла.

— Потише, — прошептала Каролина, наклонившись к девочке под предлогом расправить складки на платьице, — он нас услышит.

— А он и так нас слышит, — громогласно заявила Мари. — Он за этим и явился.

И, обернувшись к незнакомцу, она ангельски улыбнулась ему, а потом вдруг ни с того ни с сего показала язык. Каролина беззаботно расхохоталась и для порядка, но неубедительно отчитала Мари, добавив:

— Я думаю, малышка действительно права. Очень может быть, что этот тип ехал в поезде вместе с нами. Кажется, я видела, как он разгуливал по вагону и торчал на перроне в Амстердаме, когда мы уезжали.

Очередной раз взглянув на подозрительного человека с черным чемоданчиком, я неожиданно оказалась свидетелем картины, которая лишь усугубила мою тревогу. Теперь мужчина смотрел не в нашу сторону, а на приближающегося к нему слепого, который ощупывал землю перед собой железным концом трости.

Это был высокий светловолосый юноша двадцати — двадцати пяти лет, облаченный в элегантную кремовую куртку из тончайшей кожи, распахнутую на груди, под ней был надет ярко-синий свитер. Глаза скрыты за темными очками с толстыми стеклами. В правой ладони — белая трость с изогнутой ручкой. Мальчик лет двенадцати держал его за левую руку.

На мгновенье мне почудилось, вопреки очевидности, что, переодевшись в слепого, вернулся Симон Лекёр. Само собой, я сразу поняла свою ошибку: при более внимательном рассмотрении сходство походок, костюмов и причесок молодых людей оказалось совсем незначительным.

Когда молодой человек с белой тростью и его поводырь приблизились к человеку в помятом костюме с врачебным саквояжем и остановились, то никто из них не обратил друга на друга внимания. Никаких приветственных слов или жестов, которые можно было бы ожидать в подобных обстоятельствах. Юноша с мальчиком не пошли дальше, и все трое замерли, стоя лицом к лицу.