— Все мы немного чудовища, — констатировал Черчилль задумчиво, когда закрылась дверь за весёлой красоткой. — Не добавите мне ещё немного в бокал этого чудесного напитка? — отрешённо попросил он, — божественный правда?
— Да, — согласился директор разведки, подхватывая бутылку в белой фольге, — тонкий фруктовый аромат.
— А Вы что скажите, граф?
— Согласен, господин Премьер-Министр, прекрасное шампанское! Приятный сбалансированный вкус, свежий, продолжительный. Напоминает чем-то Шардоне.
— Вы правы Роберт, — Уинстон, взяв в руки наполненный бокал, покачал его, раскручивая искристую жидкость, — здесь большая часть Пино Нуар, шестьдесят процентов, урожая 1947 года, остальное действительно Шардоне. Божественный напиток! Я бы его увековечил как выдающееся достижение человечества.
— Возможно так и случится, Сэр! Когда-нибудь.
Первый граф Эйвон почти угадал.
Через десять лет после смерти выдающегося политика, писателя и оратора Великобритании, c бескорыстного разрешения его младшей дочери баронессы Мэри Соумс, вершиной виноделия Pol Roger станет миллезимное шампанское: «Sir Winston Churchill», одиннадцатилетней выдержки с чёрной фольгой и не раскрытым до сих пор сортовым составом. Лучшее шампанское! Похожее на человека, давшего ему своё имя: мощное, но элегантное, рафинированное, но не закрытое — естественное составляющее его счастливой жизни, как он сам её описывал: — «Мы живём очень просто, но не лишая себя тех радостей, которые дарит нам жизнь: горячей ванны, холодного шампанского, свежих персиков и старого бренди».
— Да-да, мой друг, чудовища! Все те, кто достиг вершины не могут быть иными, потому, что обязаны удерживать государство от хаоса и распада. Любыми средствами. Я тоже был наивен. И довольно долго. В тридцать восьмом «пригвоздил» премьер-министра Чемберлена за «Мюнхенский сговор», позволивший нацистской Германии занять Судетскую область Чехословакии. Теперь я понимаю надо было отсрочить войну. Нет интересов выше интересов Родины, и нет средств которыми нельзя бы было пренебречь во имя Родины. И нет союзников, но есть попутчики. Временные… Крылатый червь? А как такое возможно? Ракеты, летящие под землёй? Провокация? Бумажный тигр? Картонная «дурилка», как говорят русские?
— Не похоже Сэр. У нас достоверная информация о строительстве пусковых ракетных шахт подземного базирования. А информация по объекту «Крылатый Червь» крайне скудна. Мы предполагаем, что это носитель, передвигающийся под землёй. Принцип движения и конструкция нам не известны. Получить дополнительную информацию пока не удаётся. Установлено, что недавно на объекте случилось ЧП. Предположительно взрыв. Масштабы разрушений неизвестны.
— Плохо… очень плохо, господа, — рука Черчилля привычно потянулась за недокуренной сигарой, — надо было тебе Гарри послушать меня тогда и возможно сейчас мы не ломали бы голову, что это за червь такой?
— Простите, Сэр?
— Нет, нет, генерал! Не беспокойтесь! Это я с самим собой. Восемь лет назад моё предложение о радикальном решении вопроса с «Советами», было трусливо отвергнуто тридцать третьим президентом США. Тогда ситуация складывалась более чем благоприятно в части военного превосходства «Западного Мира» и было наглядно продемонстрированно Русским в августе сорок пятого в Хиросиме и Нагасаки. Америка, в этот момент, была единственной страной на планете, обладающей атомным оружием — самым разрушительным за всю историю человечества. И не воспользоваться этой уникальной возможностью для полного смирения «Советов» — поучительный пример, не менее уникальных — трусости и недальновидности. Теперь уже поздно.
Обладатель драгоценной кубинской сигары глубоко затянулся и вытянув трубочкой мясистые, лоснящиеся губы, выпустил дым, разочарованно и продолжительно. Так что мы можем предпринять теперь, господа?
— Теперь, господин Премьер — министр, наши возможности ограничены. Военный потенциал Русских ненамного уступает нашему. Совместному.
— Значит, надо искать нестандартные решения! Заполярье! Вечная зима! Что в этих условиях критически важно? Сколько продержится город в вечной мерзлоте без тепла и электричества? — Он наклонился, потянувшись за бокалом на столе. Замер. Рука зависла в воздухе. Побелело лицо. Сигара выпала из отвисших, посиневших губ. Потяжелевшая голова, как чугунная болванка, дрогнув, свалилась вниз, упершись лбом о край столешницы.
По белой в зелёных листьях скатерти, золотистый, пенный напиток устремился вниз из опрокинутого искристого хрусталя.
Оба гостя почти одновременно вскочили со своих мест и бросились к поникшему боссу.
— Эй, кто-нибудь! Помогите!
В комнату «влетел» секретарь Колвилль и привычным жестом обхватил кисть свисающей плетью руки будто уснувшего патрона, другой рукой подал знак, требующий тишины, выставив ладонь вверх. Покачал отрицательно головой. Затем переместил указательный и средний пальцы к передней поверхности шеи, между щитовидным хрящом и прилегающей мышцей.
— Есть пульс! Срочно носилки и доктора, крикнул он набежавшей челяди. Помогите положить его на ковёр.