Встречи и знакомства

А время все шло и шло, и на стенных часах пробило уже восемь часов. Верещагиным положительное отчаяние овладевало. Он волновался, громко кашлял, ходил по комнате, усиленным шумом и движением силясь напомнить о себе начальнику. Все было напрасно. Адъютант конфиденциально сообщил полицеймейстеру, что генерал что-то экстренно пишет и ни под каким видом не приказал его беспокоить, покуда он не кончит.

Наконец около половины девятого дверь из кабинета Лужина отворилась, и генерал показался на пороге.

– Войдите!.. – сказал он Верещагину и, обращаясь к адъютанту, произнес: – А вас я попрошу сейчас же отправиться в Сретенскую часть и привезти мне оттуда список всех лиц, за ночь арестованных в этом районе. Я жду поимки важного арестанта!.. – как бы мимоходом заметил он, обращаясь к Верещагину, затем прибавил: – Вы хотели меня видеть?.. Что скажете?..

Наступила очередь Верещагина удивиться.

– Как что скажете?.. Ведь ваше превосходительство поручили мне на сегодняшнее утро важное и безотлагательное дело!

– Дело?.. На сегодняшнее утро?!

– Да!.. Молельня на Преображенском кладбище…

Лужин с отчаянием схватил себя за голову.

– Ах, боже мой!.. Что же вы?.. Вам давно пора уже там быть?..

– Я то же самое говорил и повторял здесь вашему адъютанту, но он не хотел меня слушать!..

– Как же это?! Боже мой!.. – продолжал сокрушаться Лужин. – Поезжайте же скорей… Как можно скорей!.. Вы можете опоздать!..

– Я, наверное, уже опоздал, ваше превосходительство!.. – упавшим голосом произнес Верещагин.

Он чувствовал себя и как будто в чем-то виноватым, и как будто кем-то беспощадно одураченным…

Торопливо откланявшись начальнику, он бегом сбежал с лестницы и, бросившись в экипаж, приказал кучеру мчаться во весь опор…

Но приехал он слишком поздно и на месте назначенной к опечатанию часовни не нашел уже и двух бревен, правильно поставленных одно над другим… Все было снесено, убрано, вывезено, спрятано, а вызванный к назначенному часу усиленный наряд полиции стоял, притаившись в указанном месте, ожидая вызова полицеймейстера, чтобы принять участие в аресте и опечатании…

Торопливым приказом распустил Верещагин полицейский наряд и, понурый, сконфуженный, отправился в обратный путь…

Ожидавшему его Лужину он доложил, что опоздал, и вернулся домой, расстроенный как никогда.

Наскоро отпустил он приставов, явившихся к нему с докладом, отказался от завтрака, почти не притронулся к обеду и лег отдохнуть после почти бессонной ночи, когда вновь был разбужен камердинером, доложившим ему, что опять пришли вчерашние посетители и в упор добиваются его видеть.

– Зови их… Что им нужно?.. – нетерпеливо произнес Верещагин, в душе почти довольный, что ему не пришлось лишать этих фанатически, но глубоко убежденных людей их высокочтимой святыни.

– Что скажете?.. – спросил он их, наклонением головы отвечая на их почтительный поклон.

– Да что нам тебе сказать, батюшка?.. – первый заговорил вчерашний оратор. – С тем же делом мы к тебе пришли, что и вчерась!

– Да ведь не запечатали вам ничего, – нетерпеливо произнес Верещагин. – Все ваше при вас… О чем вы хлопочете?..

– Знаем мы, батюшка, что ничего у нас не запечатали… Мы и вчера твоей милости об этом докладывали, да ты нас слушать не хотел!.. Мы тебе вчерась 60 000 сулили, и эти деньги нами так на это дело и отложены были… А от тебя-то мы как пошли, так за половину этих денег все дело уладили, значит, тут твоих 30 000 осталось, мы тебе их за твою простоту и принесли, да за то еще, что закон ты блюдешь свято!.. Уж правый ли он, нет ли, да все же закон, а блюдут его не все, а кто закону верен, тому и предпочтение всякое следует! Вот мы твоей милости и принесли деньги, кои нами не доплачены супротив нашего положения. Возьми ты их себе и богатей ты с них, а то ты, при такой твоей правде, николи денег не наживешь!

И, положив деньги на стол, староверы низко поклонились сконфуженному и растерянному Верещагину. Случай этот я слышала от родной племянницы Верещагина, Н. С. Ржевской, и справедливость его мне подтвердил его сын, Александр Львович Верещагин, всем хорошо памятный московский театрал.

Судьба этих денег мне неизвестна, и взял ли их Верещагин или нет, я в точности сказать не могу.

Ежели даже и взял, то, строго говоря, он имел на это право.

XI

Семья Фонвизиных. – Ширь и размах былого барства. – Оригинальные типы прошлого. – Самоубийство на балу. – «Запрещенная» мазурка. – Современник Екатерины Великой. – Сестра бывшей фаворитки императора Павла. – Апартаменты Екатерины Ивановны Нелидовой. – Современный Герострат.

Весьма приятный летний сезон провела я в Клинском уезде в имении Натальи Сергеевны Ржевской, урожденной Фонвизиной, или, точнее, в имении тетки ее, старушки Александры Павловны Фонвизиной, родной сестры ее отца, Сергея Павловича.