Встречи и знакомства

Раздались усердные вызовы главных исполнителей, и имя Орлова опять-таки первым раздалось среди наэлектризованной публики.

Федотов, не помня себя от радости, бросился в уборную, чтобы пригласить Орлова на сцену, и тут произошел характерный и довольно неприятный инцидент.

Берг, считавший роль городничего своею гордостью и славой и привыкший срывать в ней аплодисменты всюду, был поражен тем, что на этот раз ему пришлось уступить первенство совершенно неизвестному актеру, чуть не новичку, имени которого никто не знал и никогда не слыхал…

Такой «несправедливости» он перенести не мог…

Он все время стоял в главной кулисе, готовясь к выходу на аплодисменты и, занимая своей объемистой особой весь проход, положительно мешал пройти на сцену.

Федотову прямо-таки оттолкнуть его пришлось, для того чтобы мог выйти на сцену Орлов.

Инцидент этот впоследствии был поводом к довольно серьезному столкновению между Бергом и дирекцией народного театра.

Почти вытолкнутый на сцену, Орлов вновь, по его словам, «пошел по наклонной плоскости»…

Он почувствовал прилив необычайной храбрости, принялся развязно раскланиваться, сначала по направлению царской ложи, а затем и в сторону публики…

– Увидав, что в царской ложе смеются мне навстречу, я, – рассказывал он впоследствии, – сам принялся глупо улыбаться… шаркал ногами… прижимал руки к сердцу… словом, строил такого дурака, что вспомнить страшно!.. а когда вернулся в уборную, то упал на свой убогий сундучок и разразился истерическими рыданиями…

В антракте государь позвал в ложу Федотова, выразил ему полное удовольствие, поблагодарил его «за мастерски поставленное дело» и уехал, не дождавшись конца спектакля, но оставив всех, за исключением Берга, вне себя от восторга!

На другой день импровизированному Хлестакову присланы были из кабинета государя массивные золотые часы, а также доставлен был подарок и Федотову.

О дальнейшей театральной карьере Орлова мне мало известно. Знаю я только, что блестящего театрального дебюта своего на ролях «премьера» он не оправдал и опять смешался с толпой, что все-таки не помешало ему на первых порах пожать довольно солидные лавры благодаря своему нечаянному успеху.

Слух о его феноменальном успехе в присутствии государя, перед которым он вышел в капитальной роли Хлестакова, быстро распространился в провинции, и в первый же зимний сезон у Орлова, как говорится, отбою не было от ангажементов, один выгоднее другого.

Ожидания антрепренеров, однако, не оправдались: Орлов оказался самым заурядным актером, и на амплуа «премьера» он продержался всего только два или три сезона.

В театральном мире его так и называли – «калиф на час».

Спектакль, данный в присутствии государя, был одним из последних спектаклей выставочного театра. Затем театр этот перешел в аренду к князю Урусову и С. В. Танееву и положил начало частной театральной антрепризе в столицах[378].

XVIII

Дом Толстых. – Оригинальная родственница великого поэта. – Не в меру откровенные беседы. – Камергер старых времен. – Смерть одного из могикан. – Моя встреча с графиней Толстой после многих лет разлуки. – Графиня Кронгельм. – Случай с заносчивой аристократкой. – Век нынешний и век минувший. – Самоубийство в стенах Смольного монастыря.

В прошлом очерке я мельком коснулась житейской встречи своей с племянницей Пушкина, Надеждой Николаевной Павлищевой, умершей недавно в преклонном возрасте, но сохранившей до последнего дня жизни горячее воспоминание о далеких днях своей цветущей юности.

Наденька Павлищева (я буду называть ее этим ласкательным именем далекого прошлого) была миниатюрная, очень красивая и исключительно грациозная брюнетка с очень красивыми глазами и необыкновенно свежим, румяным лицом.

Она отличалась необычайной жизнерадостностью, и никто, даже из близко знавших ее лиц, не запомнит ее ни грустной, ни плачущей, ни даже чем-нибудь недовольной… Она была вся радость, вся улыбка… и в общество, в которое она входила, входили вместе с нею и радость, и веселье, и жизнь!..

При всем аристократизме данного ей воспитания Наденька отличалась особой оригинальностью, а подчас и резкостью манер, что подавало нередко повод к довольно комичным эпизодам.

Особенно часто мне приходилось встречаться с нею в доме графа Константина Николаевича Толстого, с дочерью которого, красавицей Китти, я была исключительно дружна.

Наденька была постоянной посетительницей гостеприимного дома Толстых, и старый граф, относившийся к ней по-родственному, часто и строго выговаривал ей за ее чересчур наивный, а подчас и опрометчивый разговор.

Сам граф был человек серьезный, редко улыбался, к жизни относился критически, и дочь, воспитанная под его личной эгидой, унаследовала все достоинства и недостатки такого направления.