Встречи и знакомства

– Нет, Александр Филиппович, вы и не выпускайте меня!.. И себя не конфузьте… и меня под беду неминучую не подводите!.. Не стану я играть… Говорю вам, что не стану!.. Не выйду на сцену, да и только!.. Верно вам говорю!..

– Заставлю выйти!.. – горячился доведенный до отчаяния Федотов.

– Как это «заставите»?.. Волоком, что ли, вытащите?..

– Да хоть бы и волоком!..

– Ну что ж, тащите!.. А я все-таки ни слова не скажу!.. Вот упрусь, да и не скажу!.. Все равно моя песенка спета!.. Сибири мне не миновать!

Наивный и от природы не особенно щедро одаренный умом импровизированный «премьер» был не на шутку уверен, что ему угрожает Сибирь.

В отчаянном положении злополучного директора сцены приняли участие и артисты труппы, и Н.X. Рыбаков, всегда особенно добродушно относившийся к «маленьким», посоветовал прибегнуть к новой системе и начать окураживать и ободрять «премьера».

Совет был принят единодушно, и «премьер» разом сделался средоточием внимания всех товарищей.

Все наперерыв начали уверять его в его несомненном таланте, стали утверждать, что он прекрасно исполняет вверенную ему трудную и ответственную роль, заранее благодарили его за то удовольствие, которое получит государь от его исполнения, и за то благоволение, которое выпадет, благодаря ему, и на их долю… Словом, вниманию и любезности товарищей не было конца…

Но и это средство осталось недействительным, и Орлов упорно стоял на своем и говорил, что в присутствии государя он не выйдет и ни слова на сцене не произнесет.

Наступил наконец и день спектакля.

С вечера от двора расписаны были все почти билеты, ложи оставлены были для приглашенных фрейлин и для супруг сановников, первые ряды кресел целиком отведены были чинам дворцового ведомства и представителям блестящих гвардейских полков…

Оставшиеся затем билеты разбирались нарасхват, и в то время, как Федотов с гордостью внимал рассказам обо всех приготовлениях, злополучный Хлестаков пресерьезно уверял, что он начинает забывать даже первые слова вверенной ему роли.

В самый день спектакля назначена была утренняя репетиция, на которой Орлов привел директора в положительное отчаяние.

Он действительно не знал ни слова из роли, только что перед тем выученной им назубок, беспрестанно обращался к суфлеру и на тревожный вопрос Федотова серьезно и наотрез ответил:

– Я же вам наперед сказал, что все забуду, ну вот и на самом деле забыл!.. Теперь и делайте со мной, что хотите!.. Забыл, да и полно!.. Ни одного слова не помню!..

Федотов пришел в неописуемое отчаяние…

Приуныли и все артисты…

Спектакль угрожал полным провалом.

За обед никто в этот день не садился.

Не до обеда было!..

На всех словно беда какая-то невидимая надвигалась… Что касается самого Орлова, то он даже и волноваться перестал…

Им овладело какое-то мертвящее спокойствие… то, что французы называют le courage du désespoir![377]

В театр все собрались далеко до назначенного часа, и зрительный зал еще не был освещен, когда вся труппа в костюмах была уже на сцене.

Все начальство было налицо… Все городские власти были тут в полном составе, и зал начал наполняться блестящими гвардейскими мундирами…

Недоставало только персонала высочайшего двора, который должен был прибыть одновременно с самим государем.

Весь зал был в напряженном ожидании…

Начало спектакля несколько замедлили…

Положили поднять занавес уже после приезда государя…

Но этого сделать не удалось!

Высочайший приезд замедлился, и занавес был поднят, хотя и со значительным опозданием, но все-таки при наполовину пустом театре…

Первый акт прошел, что называется, «на ура»…

Артисты играли с необычайным подъемом и не спускали глаз с царской ложи, которая продолжала пустовать.

Особенно сильно это огорчало Берга, возлагавшего на этот спектакль все свои честолюбивые надежды.

Роль городничего справедливо считалась его коронной ролью, и в ней он не знал соперников.

Но прошел после первого акта и донельзя растянутый антракт…

Окончилось и второе действие, а государя все не было, и среди разочарованной публики начинали уже циркулировать слухи о том, что высочайшее посещение отложено, когда перед поднятием занавеса для третьего действия издали перекатным гулом стал доноситься далекий звук могучего, тысячною толпою подхваченного «ура»…

По залу нервным, звучным шепотом разнеслось слово:

– Едет!.. едет!..

И сердца всех артистов дрогнули…

Федотов бросился к выходу, полиция выстроилась длинным рядом форменных мундиров, весь зал поднялся с места как один человек…

Могучее «ура» все росло и росло…

Отворились двери царской ложи… Грянули торжественные звуки гимна, и стены театра дрогнули от взрыва восторженных приветственных кликов многочисленной толпы…

Государь со своей обаятельной улыбкой приветливо раскланивался с публикой и, заняв место в ложе, приказал продолжать спектакль.

Федотов бросился за кулисы и буквально чуть не на колени упал перед Орловым.