Встречи и знакомства

Весть эта как громом сразила несчастную женщину, безумно любившую мужа, обожавшую детей и благоговейно охранявшую чистоту и святость домашнего очага. Она подробно расспросила обо всем дочь, пришла к убеждению, что та действовала почти бессознательно, под давлением враждебной нравственной силы, и, не желая щадить ни себя, ни лиц, разбивших ее жизнь, сама передала все это горькое и позорное дело в руки жандармской полиции, в то время ведавшей все тайные и секретные дела, не исключая и самых сокровенных дел семейных…

О вопиющем деле в семье Энгельгардт немедленно доложено было императору Николаю Павловичу, – происходило это в последние годы его царствования, – и он, глубоко возмущенный поступком дворянина, раньше носившего гвардейский мундир, приказал нарядить особое следствие и постоянно докладывать ему о ходе дела.

Анна Романовна в это время находилась в деревне, где вместе с нею были и все дети, не исключая и второй дочери, Анны[216], которую мать, однако, не желала видеть и которая жила с гувернанткой отдельно, во флигеле, не сообщаясь ни с сестрами, ни с маленьким братом и никогда не встречаясь с матерью.

Следствие по этому прискорбному делу поручено было жандармскому полковнику Станкевичу, который и прибыл в имение m-me Энгельгардт, с момента обнаружения этого горького дела не покидавшей своей комнаты и почти не видавшей детей даже.

Дом в имении был громадный, и для допроса и следствия отведена была в нижнем этаже большая зала, стены которой, по распоряжению Анны Романовны, обтянуты были черным сукном, с большим мрачным судейским столом посредине.

Сам Энгельгардт, по просьбе жены, был допрошен в Петербурге, так как она не могла примириться с мыслью о том, чтобы он переступил вновь порог ее дома.

Не знаю, как караются в настоящее время преступления подобного рода, но в былые времена они были неслыханно редки и, вероятно, карались беспощадным образом, потому что по произнесении приговора над обвиненным Энгельгардтом он, по усиленному ходатайству двоюродной сестры своей, светлейшей княгини Салтыковой[217], был признан умершим и, совершенно вычеркнутый из списка живых людей, без паспорта проживал в доме Салтыковых[218].

Комната, в которой происходил допрос, так и осталась навсегда в своем траурном убранстве, точно так же, как и сама m-me Энгельгардт никогда уже с тех пор не сняла раз надетый траур.

Со Станкевичем m-me Энгельгардт оставалась знакома до следующего характерного эпизода.

Она много читала, очень много покупала всевозможных книг, и так как все свои покупки делала исключительно чрез посредство магазина Вольфа, то, само собой разумеется, она пользовалась там и широким кредитом, и самым полным доверием.

Как и все крупные книготорговцы, Вольф имел возможность получать все без исключения заграничные издания, каким бы широким вето они ни были поражены у нас в России. Все особенно интересные книги, как политического, так и общелитературного характера, немедленно давались для прочтения Анне Романовне, которая, бережно пробежав их, тотчас же возвращала их Вольфу. Однажды, когда получен был один из интересных и строго воспрещенных в России романов, Станкевич, заехавший вечером к m-me Энгельгардт, застал ее за чтением этой литературной новинки и очень ею заинтересовался.

– Откуда это у вас? – полюбопытствовал он.

Она сказала.

– Ах, как это интересно!.. Вы не можете мне дать это пробежать?..

Она ответила, что сама взяла эту новинку только на несколько часов, но на его усердную просьбу согласилась уступить ему книгу на ночь, с тем что он ее пробежит и рано утром вернет ей.

Станкевич уехал, захватив книгу с собой, а на другой день рано утром m-me Энгельгардт была разбужена горничной, сказавшей ей, что ее спрашивают по экстренному делу. Она наскоро оделась и, непривычная к тому, чтобы ее будили раньше, нежели она сама проснется, приказала ввести к ней досадного раннего посетителя. К ее крайнему удивлению, вошел старший приказчик Вольфа, сильно расстроенный и перепуганный, и в сбивчивых словах передал ей, что у них ранним утром произведен был обыск, конфисковано несколько запрещенных изданий и магазин запечатан.

Обыски в то время были большой редкостью и угрожали очень серьезными последствиями. Это было время всемогущего Третьего отделения, без распоряжения которого ни один обыск не мог иметь места.

– Что же такое случилось? – с участием осведомилась Анна Романовна, понимая обращение к ней старой и знакомой фирмы как выражение уверенности в ее добром участии и надежды на ее многочисленные связи и знакомства.

Каково же было ее удивление и ужас, когда она узнала, что обыск у Вольфа произведен был по ее вине и что не кто иной, как сам полковник Станкевич, явился в магазин с запрещенной книгой, накануне утром взятой ею из магазина, и на основании этого произвел обыск, очень значительную выемку книг и опечатал магазин. Она в первую минуту прямо оцепенела от ужаса…

Придя в себя, она моментально оделась, вместе с приказчиком поехала к главе торговой фирмы и после короткого объяснения прямо проехала к Станкевичу.